Unknown

Несравненно глубже, чем на порядках управления, отразился вотчинный характер государственного властвования на общем социально-правовом положении крестьянства. Отношение к нему правительственной власти всецело определяется интересами обеспечения служилого землевладения и государева тягла. В этом отношении самодержавное вотчинное господство достаточно подготовлено политикой жалованных грамот, которая укоренила в сфере крестьянского волостного землевладения и землепользования преобладание властных великокняжеских распоряжений над силой народного обычного права. Раздача в вотчину крестьянских волостных пустошей, пожалование в вотчину целых волостей знатным пришельцам «за выезд» на службу к великому князю –обычные явления предыдущей эпохи – были лишь бледными предвестниками того разрушения волостного быта и волостного права, какое принесла с собой система поместных верстаний. При развитии служилого землевладения крестьянские волости шли в поместную раздачу по частям, гибли в поместном дроблении. Исчезала волостная организация, функции мира переходили к служилому землевладельцу, который получал право облагать крестьян сборами и повинностями в свою пользу, но обязан был собирать с них и государевы подати. Его власть становилась между крестьянами и государством, перед которым он отвечал за все правительственные интересы в сельском быту поместья. Про него официальные акты говорили, что он, а не помещичьи и вотчинные крестьяне, «тянет во всякие государевы подати», ему же давались, по нужде, податные льготы. Владелец отвечал и за полицейский порядок в деревне, приобретая тем самым административно-судебную власть над ее населением. Он же наследник волостного мира в хозяйственном управлении: его воля распределяет пустые участки, привлекает и сажает на землю новоприходцев, причем правительственная власть лишь запрещает ему «пустошить» поместье худым хозяйничаньем и разорением крестьян под угрозой отписки поместной дачи на государя. В основном районе служилого землевладения – в южных и западных областях государства, где скапливалась боевая сила страны к боевым пограничным линиям, крестьянские волости вовсе вытеснены и разрушены служилым землевладением в течении XVI века. А после Смуты, когда потребность в восстановлении ратной силы стала крайне острой, а западная окраина была частью во вражеских руках, частью слишком разорена и под ударом новых опасностей, земельные раздачи охватили северо-восточные уезды замосковского края. Черные крестьянские волости почти вовсе исчезли из центральной части государства и сохранились только на поморском севере.

Земельный фонд, предназначенный для обеспечения служилого люда, далек был от обилия и избытка. Поместные «дачи» постоянно оказывались меньше «окладов», и сами помещики «приискивали», где взять то количество земли, которое «не дошло» в их оклад. В раздачу шли не только волостные и вотчинные земли, взятые на государя, но часто также дворцовые, которыми, однако, пользовались для этой цели с большой осторожностью. Земли было много, но «жилой», которая только и годилась в обеспечение служилого люда, оказывалось мало. На эксплуатации личной и земельной силы страны для государева дела глубоко отражалась слабая населенность Московской Руси.

Удержать при земле трудовую и платежную силу, иметь ее на крепком учете было постоянной заботой правительственной власти. Со времен «неминучей дани» татарскому хану князья принимали меры к охране основного источника платежной силы – тяглых людей и их земель – от расхищения княжеским дворцовым хозяйством, боярским и монастырским вотчинным землевладением. Навстречу этой тенденции шло стремление тяглых волостных общин сохранять полноту своего трудового и платежного состава, не отпускать на сторону своих членов, кроме разве тех, кто ликвидирует сове хозяйство и свои отношения к волости путем передачи и того, и других новому «жильцу» в свое место. Только такой выход из общины признавался законным. Тех, кто ушел, не поставив в свое место жильца и покинув участок «в пусте», можно принудительно вернуть как «выбежавшего» с нарушением общественной повинности. Это условное прикрепление лица к тяглу, а по тяглу к волости и к земельному хозяйству, естественно переходило, при острой недостаточности трудовой сельской силы, в безусловное закрепление за крестьянами (как и за посадскими людьми) их тяглого состояния уже как сословного признака, что и завершилось в XVII столетии.