Unknown

Две недели, вступая в ежедневные стычки с отступающими японскими войсками,  пробивались к порту. У японцев уже не хватало сил на создание сплошной линии фронта, поэтому организовывали отдельные опорные пункты. Мы, за счет большей численности пехоты и превосходства в артиллерии, били противника нещадно. Но как говорят, раненый зверь всегда опасен, нам тоже доставалось. Я лишился еще одного прапорщика – Улыбина. Он, правда, остался жив, но лишился правой ноги, осколком снаряда, её, словно ножом, отрезало ниже колена. Унтер-офицеров и нижних чинов потерял убитыми и ранеными пятьдесят девять человек. Сейчас во всех взводах ощущается нехватка опытных командиров орудий и наводчиков.

Остался один бросок  и мы скинем японцев в море.  Это тех, которые не захотят сдаваться. Что примечательно, японцы сдаются с большой неохотой, предпочитают драться и умереть. Мы им предоставляем возможность умереть, снарядов не жалеем.

На подступах к Такушану мое дивизионное начальство почтило меня своим присутствием. Подполковник Григорович лично осматривал позиции батареи, остался доволен. Моя просьба о пополнении была отклонена. Я обратил внимание на перевязанную бинтами голову командира, но спросить постеснялся, зачем беспокоить человека, может у него рана сильно болит. Вот вечером, в узком кругу, по секрету, Шестернев поведал, что Григоровичу разбила голову китайская девчонка, с которой этот немолодой ловелас попытался развлечься.

Наступление началось утром следующего дня. Как обычно первую скрипку играла артиллерия. Ох, постреляли мы от всей души. Высшее командование приказало беречь пехоту, поэтому артподготовка длилась почти час. Нашу пехоту, атаковавшую первую линию окопов,  встретил довольно плотный ружейный огонь. Где эти желтолицые воины прятались? Наверное, закопались в землю по самые ноздри. Стрелять мы не могли, была опасность зацепить своих. До второй линии неприятельских окопов  русские пехотинцы добежали вместе с японцами. Началась кровавая рукопашная схватка. За счет большей численности  японцев размазали по окопам тонким слоем. С третьей линией пришлось повозиться. Это у японцев был последний рубеж обороны. Они его построили и укрепили на совесть. Попытался своими трехдюймовками выковырять противника из укреплений, но существенных результатов не достиг. Маловат калибр против укрепленного противника.

Подполковник Лебедев со своими гаубицами находился в резерве, поэтому командир 137-го Нежинского полка обратился к вышестоящему командованию и затребовал на свои позиции крупнокалиберные гаубицы.  Вот это мощь, вот это я понимаю стрельба, вот это настоящий результат! Я мог бы еще долго  восхищаться гаубицами, они в щепки разносили блиндажи, позиции батарей и другие земляные укрепления противника. И это снятые с вооружения орудия творят такие чудеса! Дивизион выпустил по врагу не менее четырех десятков снарядов на орудие, в том числе зажигательных. Что могло, горело, а что не горело, уже умерло. Пехота прорвала третью линию обороны и погнала неприятеля к порту. Артиллерия двинулась следом.

Выйдя к окраине города, вся артиллерия заняла открытые позиции  и начала обстрел судов, эвакуирующих вражеские войска. Я для себя отметил, что в порту Дунгань, который мы брали ранее, порядка и судов для солдат было больше. Сейчас же отходящие пароходы напоминали виноградную лозу, обильно увешанную гроздьями. Гроздьями на пароходах были неприятельские солдаты. Мы, артиллеристы, подобно сборщикам винограда, точными выстрелами, срезали висевшие гроздья в большую чашу моря. Вдалеке раздался мощный взрыв, наверное, ушедший ранее пароход нарвался на русскую мину. Пусть теперь японцы с Посейдоном общаются. Пушкари Лебедева удачно подожгли большой пароход, а я туда отправил с десяток шрапнельных снарядов для общей суматохи. Пароход некому тушить, солдаты и матросы сами  горят.

Тем временем пехота добивала остатки сил неприятеля, пытающихся оказать организованное сопротивление в городе и в порту. Русские солдаты действовали быстро и слажено. Оставив позиции, уцелевшие японские воины в беспорядке отступали к морю, в надежде успеть на отходящие суда или найти какие-либо плавсредства, чтобы покинуть негостеприимный Такушан, где их ждала только смерть. Единицам удавалось попасть на борт парохода, остальные со слезами на глазах, оставались на берегу и гибли от шрапнельных выстрелов или от русских штыков. Сдаваться не желал никто.

Когда пароходы вышли из зоны поражения, мы прекратили стрельбу. Поступил приказ отойти от города на пять верст, оборудовать временный лагерь и заняться обслуживанием орудий.  Я отдал необходимые распоряжения, оставил старшим на батарее прапорщика Митрохина. Сам же в компании с капитаном Шестерневым, отправился осматривать город  Такушан.