Unknown

Короче говоря, Хайек мог быть прав в том, что цены помогают открытию при капитализме; однако это понимание нельзя обобщать на любую социально-экономическую систему, включая и ту, что может заменить капитализм.

Капиталистические институты влияют на наше поведение разными способами, от того, что мы делаем сегодня, до того, что мы хотим — или нам приходится — сделать завтра. Капитализм — это не просто средство разделения товаров и услуг (хотя это и так), это ещё и способ структурирования общества.

Планирование, которое происходит сейчас, всё ещё встроено в рынки и скрыто за их фасадами. Так что при капитализме крайне важно «получать правильные стимулы», чтобы поддерживать эти социальные и экономические институты. Угроза не получить инвестиций служит силой, дисциплинирующей капитал и его управляющих, точно так же, как безработица служит дисциплинирующей силой для трудящихся. Проекты будут рассматриваться, только если их сочтут прибыльными. Этот критерий породил целый ряд технологических чудес — и столь же длинный ряд людских страданий.

Если демократическое планирование может преобразовать экономику, то оно, скорее всего, преобразует и нас. Мы очень податливые создания — и очень сильно формируемся и ограничиваются окружающей средой и друг другом. Мы создаём общество — но и общество создаёт нас. Одним из успехов капитализма, и особенно его последнего, неолиберального варианта, стало введение конкуренции во всё новые и новые стороны жизни. Случалось, однако, и обратное: например, за несколько коротких десятилетий скандинавской «социальной демократии» она вырастила более склонных к сотрудничества граждан. Социологи давно поняли, что построение различных институтов также превратит нас в разных людей. Нам ещё нужны стимулы? В самом широком смысле, в смысле мотивации работать — конечно, нужны. Но безумным упрощением социальных теорий было бы утверждение, что творчество или инновации могут происходить только с перспективой личной денежной выгоды.

Как мы утверждали в главе 2, множество прибыльных товаров и услуг может пересекаться со множеством набором товаров и услуг, полезных для общества, но не будет совпадать с ним полностью. Если что-то не приносит прибыли, как новые классы антибиотиков, то, независимо от того, насколько это выгодно для общества, эти вещи никогда не произведут. Между тем, пока что-то приносит прибыли, каким бы пагубным ни было, например, ископаемое топливо, оно будет продолжать производиться. И наша проблема в том, что мы обобщаем поведение человека при капитализме на всё человеческое поведение. Инвестиции — принятие решений о том, как поделить наши ресурсы между нашими нынешними и будущими потребностями — могут быть спланированы таким образом, чтобы они отвечали потребностям живых людей, а не потребностям инвесторов в прибыли.

Инновационное государство

Ну хорошо, пусть и можно спланировать инвестиции (то есть выделение ресурсов, которые надо отложить для использования в будущем), но как насчет инноваций? Как насчёт самого открытия этих новых способов применения ресурсов? На первый взгляд, инновации совсем не похожи на то, что можно спланировать. Но, как и инвестиции, которые уже повсеместно подлежат сознательному планированию — так и многие, если не большинство, инноваций сегодня происходят за пределами рынка. Расхожие истории приписывают слишком много заслуг отдельным лицам, воспевая вспышку озарения изобретателя. Но большинство инноваций — социальные. Они происходит маленькими шагами, и огромная их часть делается не из-за ценового сигнала, а несмотря на этот сигнал. Бесчисленные улучшения производятся каждый день безвестными работниками на сборочных линиях (или за столами с компьютерами), которые не получают за это ни особых денег, ни особого признания. Кроме того, величайшие открытия производятся в исследовательских лабораториях, не только финансируемых, но часто и управляемых государством. Стив Джобс не изобрел iPhone: как блестяще отмечает итало-американская экономистка Мариана Маццукато, почти каждый из его ключевых компонентов был результатом государственных инноваций.