Unknown

Я провел рукой – кровь.

-Пустяк, царапина.

Скоро в будке потеплело. Подтаял снег на полу. Сполохи заплясали на стенах.

      Марина задумчиво смотрела на огонь, слегка откинув голову. Не хотелось ни есть, ни разговаривать – на душе было покойно, как никогда в Русских Джунглях. Но Джунгли - на то и Джунгли, чтобы напоминать о себе.

      Снаружи затявкали и завизжали твари, а потом раздался вопль… Какой-то игрок вовремя не нашел убежища. Что ж, дело обыкновенное.

-Сиди, - приказал я и, подкравшись к загороди, выглянул наружу. Две твари хватали за руки и за ноги высокого тощего игрока. Тот кричал, кое-как отбивался. Мой локоть ткнулся во что-то мягкое – я оглянулся.

-Я же сказал тебе.

-Отстань.

Ничего себе!

Она выглянула наружу:

-Надо спасти его.

-Не неси чушь – спасем, а самих сожрут.

Игрок, видно, только сейчас разглядел в снежном мареве КТСМ. Он рванулся, оставив в пасти у твари кусочек себя, и помчался на нас. Твари – за ним.

Игрок принялся раскидывать заграждение. Ну, это уже ни в какие ворота!

Я поднял автомат.

-Не смей, - Марина схватила меня за руку.

-Ты не видишь, что он делает?

-Не смей! Если выстрелишь – я уйду.

      Уйдешь?

      Я выругался и, отбросив автомат, втянул часть колючек в будку. Когда его культя дотронулась до моей руки, я ухватился за нее и помог игроку влезть в убежище.

В отверстие сунулась было тварь.

      Марина дала короткую очередь из автомата. Туша осела на снег и завалилась на бок.

      Игрок лежал на полу, булькая горлом, точно кто – то перевернул вверх дном бутыль воды. Левая кисть откушена, на правой нет пальца, глаза закрыты. Похоже, он проиграл. И стоило сотрясать воздух?

      -Андрей, помоги.

Я помог Марине подвинуть игрока поближе к огню, ухмыльнулся:

      -Смотри, чтоб не сгорел.

Ожгла взглядом:

-А если бы ты был на его месте?

      Если бы? Что значит – если бы? У меня свое место, здесь, у костра, рядом с тобой.

      Снаружи завизжали твари. Я вскочил, забил терном отверстие. Снова у нашего убежища – свежий труп и пиршество тварей…

      Я подкинул в костер сушняку – призрачный хоровод на стенах закружился веселее.

      Спасенный нами игрок притих. А вдруг, оклемается?

       На лице Марины дрожали отблески огня; оно казалось бронзовым. Стало жарко, я снял куртку.

      Марина откинула со лба волосы, глянула на меня и вдруг заговорила:

- Предчувствую тебя. Года проходят мимо-

       Все в облике одном предчувствую тебя.

       Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

       И молча жду, - тоскуя и любя.

       Весь горизонт в огне, и близко появленье,

      Но страшно мне: изменишь облик ты.

       И дерзкое возбудишь подозренье,

      Сменив в конце привычные черты.

      О, как паду – и горестно, и низко,

       Не одолев смертельные мечты!

      Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

      Но страшно мне: изменишь облик ты.¹³

-Что это? – проговорил я.

-Бывшие называли это «поэзия», – ответила Марина и начала укладываться спать.

      Игрок зашевелился. Я поднялся, подошел к нему:

-Оклемался?

Стало не по себе: по испещренному шрамами лицу одна за другой скатывались слезы. Я никогда не видел в Джунглях, как кто-то плачет.

Игрок произнес довольно отчетливо:

-Вспомнил.

И вскрикнул - тело его выгнулось дугой, задрожало. Бедняга вытянулся на полу во весь рост и затих.

Я повернулся к Марине. Боль, бьющая из зеленых глаз, ожгла меня.

-Мы похороним его,- сказала она.

-Как это?

-Закопаем в землю. Так поступали бывшие.

-Как скажешь,- я зевнул.

4

FEMALE

      Электричка отползла от платформы, перестукивая колесами. Заспанный голос объявил следующую остановку.

      Людей в вагоне мало – пока что крупных станций не попадалось. Несмотря на рань, много окон было открыто. В них врывался аромат сирени.

      Андрей сел на изрезанное ножом коричневое сиденье и стал смотреть в окно. Мелькали дачи. Кое – где виднелись дачники, поднявшиеся ни свет ни заря.

      Грохоча, электричка пробежала мост, под которым синела река. Над водой клубился туман.

      Андрей подумал о Гале. Почему она преследуют его, не дает покоя даже в электричке? Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от образа печальной женщины, безропотно переносящей издевательства матери Андрея, женщины, которая любит его, но которую не любит он сам. Образ не исчезал, а наоборот, расширялся, заполняя собой окружающее пространство; совесть мучила Андрея.

      В вагон вошла пожилая пара – мужчина и женщина. На груди у мужчины - гармонь.

-Уважаемые пассажиры,- обратился гармонист к пустоте. - Позвольте в дорожку исполнить хорошую песню.

      Он заиграл. Женщина запела что-то о любви, которая наступает внезапно и никогда не проходит.