Unknown

Волков рассеянно заглянул в бумагу и даже не поблагодарил курфюрста, а тому и не надо было благодарности, он продолжал выуживать своё, вцепился, словно пиявка:

- Так что, дашь мне двести мужичков?

- Двести мужичков? – кавалер сидел с бумагой в руке, но уже стал приходить в себя. - Нет, сеньор, двести мужиков дать никак не получиться. Мужиков тех у меня переписанных лишь четыреста пятьдесят, остальное всё бабы да дети неразумные. А из тех мужиков многих я своим офицерам за доблесть обещал. Коли вам две сотни отдам, так мне самому совсем мало останется.

- Что ж, - вздохнул архиепископ горестно, - дай хоть сто пятьдесят. Я и тому буду рад. Ты даже не представляешь, как пустынны земли мои.

- Сотню дам, - твёрдо сказал Волков, - больше не могу.

- Сотню так сотню, - опять архиепископ вздыхает, - но только с бабами давай, ни к чему нам бобылей плодить. Не по-божески это.

«Не по-божески? Не по-божески?!»

- Как вам будет угодно, монсеньор, - ответил Волков, вставая, - пришлите тогда ко мне завтра брата Николаса с эдиктом на кафедру Малена, а я, как придут люди, отсчитаю вам сто мужиков и сто баб с ними.

- Ступай, ни о чём не переживай. Завтра будет у тебя новый епископ, - заверил его курфюрст, - а ты, как его у себя увидишь, так серебро казначею посылай, не тяни, больно нам оно к спеху.

Волков вышел из приёмной залы белый. Патент курфюрста смял в руке. И лишь одно слова повторял он про себя:

«Воры! Воры!»

И других слов сейчас он не находил. Пошёл к выходу. Брат Николас, что дожидался его для разговора, даже не отважился заговорить с ним. Фейлинг и Хайнцхоффер поспешили за генералом озабоченные. Находившиеся в зале иные люди молчали.

И лишь брат Родерик откровенно посмеивался ему в спину с присущим ему высокомерием.

Когда он вернулся домой, там был молодой банкир Энрике Ренальди. Они с Агнес, удивительное дело, пили кофе, хотя Агнес раньше его иначе, чем бурдой, не именовала. И, кажется, им вдвоём было весело.

- Дядя, - Агнес встала, вышла из-за стола и, как положено благовоспитанной девице, сделала книксен и сказала: - Гости к вам.

Ренальди ему поклонился. Волков же лишь кивнул в ответ.

Не до гостей ему сейчас было. Совсем не до гостей, и по его сумрачному виду поняв это, банкир сразу сказал:

- Уж простите, генерал, что зачастил к вам непрошенный, я всего на одну минуту. Сделать вам новое предложение.

«А, прознали, что у меня казначей курфюрста был».

- Я вас слушаю, друг мой, - произнёс кавалер, опускаясь на своё место во главе стола.

- Отцы подумали и решили предложить вам тридцать три гульдена за пуд серебра.

Волков положил перед собой бумагу, патент на генеральский чин, подписанный курфюрстом Ланна, разгладил и ответил красавцу:

- Предложи ваши отцы мне эту цену на ужине, так я бы сразу согласился. А теперь я лишь могу сказать то же, что и сказал вам до этого: я подумаю.

Энрике Кальяри низко поклонился:

- Надеюсь, что ваши размышления приведут вас к нам.

Когда он ушёл, девица подошла к кавалеру.

- Опять злились? - и без всякого стеснения стала расстёгивать ему колет на груди, а потом просунула руку под одежду. - Говорила вам, нельзя вам яриться, ярость ваша убьёт вас быстрее, чем железо врагов.

Ах, как она, этой своей ручкой маленькой, выручала его. Как только проникла её рука к нему под одежду, так сразу растаяла тяжесть, что давила грудь. Он откинулся на спинку стула. Закрыл глаза. А она, одной рукой врачуя его, другой взяла со стола бумагу и заглянула в неё:

- О! Архиепископ дарует вам чин генеральский.

- Дарует, - буркнул он.

- А вы такую бумагу комкаете! – говорит девушка, возвращая бумагу на место. - Неумно это. Ну, говорите, что стряслось?

- Добился я того, что мне было нужно, - размышляет вслух кавалер, - завтра тут будет новый епископ маленский.

Она убирает руку с его груди, садится рядом.

- Епископ этот будет мне в большую помощь, но один человек… всё равно мне сильно мешает. Влиятелен больно. Никак мне его не одолеть.

- Да, уже говорили вы мне о нём, кажется…, - догадалась Агнес. – Только не сказали имя этой занозы.

Волков помолчал, не хотел он к этому прибегать, не хотел Агнес в это дело втягивать, видит Бог, не хотел, но как с таким подлым и неустанным в своей подлости человеком ещё можно было совладать? Другого способа, кроме как просить девицу, что сидела перед ним, он не видел. И он произнёс его имя:

- То граф фон Мален. Сосед, родственник и враг мой.

- Ну и не печальтесь о нем, - с необыкновенной лёгкостью сказала Агнес, - подумаю, что с ним можно сделать. Завтра утром что надумаю, то и скажу вам.

И тут же забыла она об этом разговоре, словно о пустяке они разговаривали. Стала звать Зельду, чтобы та подавала господину ужин. А он смотрел на неё и удивлялся в который раз. Она стала красивее. Взрослее. Сильнее. Опаснее. Как бы с такой лиха не испить. Как бы беду она не накликала. Впрочем, она была ещё и умна. На то он и уповал.

Видно, что архиепископу деньги были очень нужны. Уже после завтрака Волков принимал у себя свежеиспечённого епископа города Малена. С ним был и казначей Его Высокопреосвященства аббат Илларион.