Unknown

Кстати, не следует понимать соблазнение в переносном или абстрактном, каком-то философско-отвлеченном смысле. Соблазнение проводится в самом прямом смысле. И весь веер доступных действий основы будет направлен на то, чтобы подтолкнуть к нужному рисунку чувств. Темный олимпиец поклоняющийся чувствам, которые связаны с насыщением сладким, рассуждает – а может это, намазать всем во сне губы чем-нибудь? Олимпиец, любящий фрукты раздумывает: как бы добиться, чтобы весь воздух в городе заполнился фруктовыми ароматами? Но дальше – все должны будут служить своими инстинктами его рисунку эмпатии. А значит и ему. Короче говоря, если темный олимпиец предлагает леденец – лучше не брать. Родные тела олимпийцев содержат больше возможностей, чем тела людей. В американских мультиках это показано великолепно. Кто-то хочет играть в боулинг – что ж, он просто сожмакает соседа в шар и запустит его. Девушка услышала, что ее парню нравятся женщины, которые ластятся. Без проволочек она идет прямиком к нему и с корыстным намеком вопрошает: я же твоя кошечка? Двое девушек олимпийцев – на полном серьезе обсуждают, нужно ли показывать парню грудь под каким-либо предлогом, а уж потом просить об обновке.

Постепенно подтасовки инстинктов становятся все более настойчивыми, все более жесткими, и вредящими. Противодействие свыше увеличится и становится очевидным. А ведь олимпиец эмпатичен именно к своему рисунку слоя познания. Поэтому олимпиец не желает вовлекаться в гармоничные чувственные процессы, все больше новые жизненные «территории» начинают восприниматься им как неестественные, а инстинкты воспринимаются подобно неестественным чудовищам.

На этапе сохранения вокруг олимпийца происходит не только то, к чему он вожделеет. Это не этап экспансии, когда он сам указывал всем вокруг. И темный олимпиец первого подвида погружается в мир кошмаров Фрейда. Мальчик боится, что в комнату войдет лошадь. Но почему? Ведь он отлично знает, что лошадь не нападает. Это – неопасное, нехищное животное. И тем не менее страх – очень силен. Гораздо больше и глубиннее, чем перед фактически возможным вредом, скажем – укусом со стороны лошади. Так вот, лошадь в комнате – это анти-вожделение в чувствах. Или, говоря иначе, лошадь в комнате – это совершенно не то, чего ему хотелось бы в чувствах на своей территории. А отвратительные чувства раскроются для него веером угрожающих инстинктов. Помните, как светлый олимпиец был открыт новым нужным инстинктам? Здесь же – все наоборот. Мальчику отвратителен (в чувствах) конь, а немного позже выясняется, что мальчик боится и всего большого, черного, резкого, тяжелого и прочего. А вдруг этот инстинкт будет угрожать его территории хозяйствования? Мальчик боится падений и ограничений, намордников и вообще, любых потенциальных угроз в инстинктах. И в целом мальчик панически избегает всего веера инстинктов, приводящих к тем чувствам, которые вызывают у него отвращение. Но на его территории есть и другие темные олимпийцы. И для некоторых конь – как раз и является вожделением в чувствах. Какой-нибудь «олимпиец конного спорта». Поэтому «кони» будут наведываться в гости ко всем олимпийцам на этапе выживания. Ведь эмпатия-то у всех разная, и одновременно – эгоистичная!

Большинство пациентов Фрейда были олимпийцами. Сам Фрейд – также. Но это не значит, что его способ вести лечение помогал олимпийцам, наоборот! Фрейд – темный олимпиец! И его подход соответственный. Казалось бы, он начинает вполне логично: исследует связи, ситуации, расспрашивает, собирает данные. А потом просто берет и делает какие угодно собственные выводы. Это длань разрушающего хаоса и эмпатии мира. Зачастую не просто ошибочные или неявные – а совершенно не связанные с первичной информацией. Фрейд называл это «истолкование». А истолковывал он… с позиции собственной темной эмпатии. Если один темный олимпиец будет лечить другого темного олимпийца – то все, что из этого выйдет – советы, как подальше отойти от Бога. И как получше защитить блага. Фрейд собственно, это и не скрывал. Веер инстинктивных влечений олимпийца он назвал «оно». А темное, неверное восприятие направляющих первозданного хаоса, неизреченного смысла у него фигурирует как «сверх Я». И знаете какой Фрейд сделал вывод? Сверх Я нужно подчинить своей воле, чтобы оно не мешало реализовывать стремления «оно» и эго. То есть он сделал из полученных знаний темные выводы.