Натан, продолжая держать в руке факел, уже стоит около кассовых аппаратов. Парень испуганно подскакивает на месте и резко разворачивается – на его лице появляется неподдельное облегчение, когда он понимает, что это всего лишь мы. Вот только что-то в его обеспокоенном лице заставляет меня подумать, что, пока нас не было, что-то всё же произошло.
Опустив респиратор так, чтобы теперь он болтается у меня на шее, я, сделав глубокий вдох, убираю очки на макушку, поморщившись от ставшего лишь ярче света сигнального факела. Остальные так же снимают респираторы – что странно, в зданиях можно спокойно дышать.
- Авелин, - я вздрагиваю, когда муж зовёт меня по имени, и чуть поворачиваю голову в его сторону. Райан хмурится, его губы бледные от напряжения. – Вернёмся домой – займёмся любовью.
Я поражённо смотрю на него, а когда до меня доходит смысл сказанных им слов – возмущённо краснею. Где-то в стороне хрипло смеётся Натан, а проходящая мимо Грейс даёт Райану хорошего подзатыльника, отчего рыжеволосая голова мужчины пошатывается вперед, словно на пружине.
- Тоже мне, герой-любовник. Будь любезен, пока мы на задании, думай той головой, что у тебя на плечах, а не в штанах, – женщина несколько грубо усмехается, но сейчас мне хочется расцеловать её за эти слова. – Мне не хочется сдохнуть только потому, что какому-то мальчишке гормоны в голову ударили.
- Вы правы. Прошу прощения, – он проводит ладонью по своим волосам, как раз по тому месту, куда его ударила Грейс. Райан кидает на меня взгляд, который как бы дает понять, что деваться мне всё равно некуда, спим-то мы в одной кровати, после чего он вновь становится серьёзным и сдержанным. Нередко я удивлялась, как же ему так быстро удаётся взять себя в руки, но ответ всегда один и тот же – Райан О`Ши чертовски хочет выжить.
Мы разделяемся. Каждый идёт в «свою» секцию, из которой должен взять только самое необходимое. Райан ловит меня за руку и коротко касается своими губами моих, после чего стремительным шагом двигается в сторону электроприборов – старый генератор в последнее время начал барахлить, и для его починки нужны какие-то детали. Если их здесь не будет, нам придётся идти глубже в мёртвый город, что не только опасно, но ещё и займет много времени. Проклиная чёртов генератор и его поломки, я зажигаю факел и быстрым шагом иду вдоль покрытых пылью стеллажей – моей задачей является найти воду и какие-нибудь консервы.
Факел издаёт противное шипение и слишком ярко светит. Поморщившись, я вновь надеваю на глаза очки, начиная пристально оглядывать мелькающие полки, набитые всякой всячиной, но не тем, что мне нужно. Напротив полки с детскими игрушками я замираю буквально на несколько секунд, но грубо заставляю себя идти дальше – нечего пялиться на этот бесполезный хлам. Консервы находятся несколькими стеллажами дальше. Встав на одно колено и положив факел на плиточный пол, я сняла со спины рюкзак, начиная наполнять его банками. Когда я уже почти заканчиваю, какое-то движение под стеллажом привлекает моё внимание. Задержав дыхание, я медленно беру в руку факел и протягиваю его по направлению к стеллажу, не сводя пристального взгляда с темного силуэта, который постепенно принимает более чёткие очертания.
Кошка. Самая обычная кошка.
Тощая, без одного уха, вся в засохшей крови, она сипло шипит, когда я подношу факел достаточно близко к ней, но только так мне удается заметить три маленьких бездыханных комочка. Мне становится жаль её – умирающую, голодную, не сумевшую защитить своё потомство. Я стою на коленях, смотря на эту чёртову кошку, и лишь больше убеждаюсь в том, что не хочу иметь ребёнка.
Потому что если в глазах животного столько боли по погибшим детям, что же будет со мной, если наш с Райаном ребёнок умрёт?
Неожиданно один из комочков вяло пошевеливается. Я решаю, что это обман зрения, но нет, движение повторяется, и один из котят, к моему удивлению, встаёт на лапы. Поддаваясь неведомому порыву, я протягиваю руки и, под грозное шипение его матери, вытаскиваю котёнка из-под стеллажа, поднимая на уровень своих глаз. В отличие от своей матери, он не похож на обтянутый кожей скелет. Чуть усмехнувшись, я провожу одним пальцем по его голове между ушей, принимая неожиданное решение забрать его отсюда. Он же такая кроха... Рано ему умирать.
Посадив чёрный комок в рюкзак, я снова смотрю на кошку, что, прячась под стеллажом, вылизывает тела своих погибших детей. Она всё равно скоро умрёт, по ней видно, что долго несчастная кошка не протянет. Закусив губу, я протягиваю руку и начинаю гладить её. Животное настороженно замирает, но после минутной ласки начинает еле слышно мурлыкать, прикрыв глаза и поддаваясь навстречу моей руке.
Она даже не мяукнула, когда я свернула ей шею.