Unknown

Православная Пасха 1963 года совпала с католической и протестантской. Было решено верующими всех христианских вероисповеданий собраться в столовой за час до обеда и отметить праздник совместной молитвой и трапезой. Это теперь я такой ученый, что знаю, как неправ петербургский митрополит Владимир, устраивая совместные с иноверцами молебны. А тогда я только-только приобщался к вере и никакого понятия об экуменизме не имел. Нам, заключенным, было радостно собраться всем вместе: русским православным, литовским католикам, православным украинцам и украинцам-униатам, эстонским лютеранам. Три священнослужителя прочли молитвы, перекрестились, сели за стол, отведали самовыпеченную пасху, попили чая. Было нас в зале человек двести (из двух тысяч, сидевших тогда на 11-м). В конце трапезы явились надзиратели, стали шуметь: "Это что такое? Разойтись!" Был пик гонений на религию в Советском Союзе. А тут еще и в зоне учинили "идеологическую диверсию".

 

Два больших православных праздника — Рождество и Пасху — мы отмечали всегда, я лично — и в первый, и во второй срок. И все 15 лет моего сидения в зоне (с перерывом в шесть лет) лагерная администрация неизменно проявляла свое идеологическое рвение. Скажем, на Пасху мы встаем рано, до подъема, готовим чай, нехитрую закуску, собираемся в беседке или в каптерке (где висят бушлаты), ставим на стол иконку, молимся, потом садимся за трапезу. Врываются надзиратели, кричат, требуют немедленно разойтись, мы, конечно, упорствуем, нас начинают переписывать: ("Как фамилия? Сидоров? Только что пришел в зону и туда же. Святые!"). Нам грозят штрафным изолятором якобы за нарушение режима. Конечно, молитвенное настроение сорвано. Буквально бесы сорвались с поводка. Отпетым, вроде меня, за это, собственно, уже кары не было. Но новичков обязательно укусят: лишат ларька, посылки, разумеется, формально, не за это, а за что-то иное ("проявил грубость в отношении администрации", "не поздоровался" или еще что-то).

 

А как посягали на крест нательный! Форменные масоны. Нет, в самой зоне старались не обращать внимания. Но в дороге, на этапе, при обыске, когда раздевают догола, очередной начальник орал: "Снять крест! Это еще что?" — Конечно, говоришь: "Нет, не сниму" — хватаешься обеими руками за крест, чтобы не сорвали. Дальше — по ситуации. Если тюремщик видит твою непреклонность и понимает, что будет свалка, хипеш, а у него полно народа и надо обыскать всех, тогда он машет рукой. С меня, в конце концов, не срывали. Но мне рассказывали случаи, когда было всякое. Советский режим, может быть, и дистанцировался постепенно от откровенного сатанизма 20-х годов, времени "красных дьяволят", но свою богоборческую составляющую сохранил до конца. Даже Черненко — последний генсек, больной, умирающий, почти из гроба велит усилить борьбу с религией.

 

ЛАГЕРЬ ОСОБОГО РЕЖИМА

 

В июле 1963 года моя жизнь в неволе резко изменилась: я был переведен из обычной зоны, где свободно ходишь внутри забора с 6 утра до 10 вечера, в лагерь особого режима, где заключенные носят полосатую одежду, сидят под замком в камере и не получают никаких посылок с воли. За год до этого — 28 мая 1962 года вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о двух видах режима для "государственных преступников", в том числе для лиц, сидящих по 70-й статье. У обычных зэков по-прежнему сохранились четыре вида режима: общий, усиленный, строгий и особый, а для оппонентов советской власти отныне стало только два, самых суровых. Вообще три первые вида режима — общий, усиленный и строгий — отличались между собою пропорцией, так сказать, "льгот" для заключенных, т. е. от общего режима к строгому уменьшалась норма получения посылок и бандеролей с воли, уменьшалось количество свиданий с родственниками, сокращалась возможность покупать продукты в лагерном ларьке (повидло, комбижир, конфеты "подушечки", растительное масло, а также махорка, зубной порошок). Но при всех трех видах режима — общем, усиленном, строгом — зэк свободно гуляет по зоне, он не заперт под замок в камеру. А вот особый режим (режим для рецидивистов) резко отличается от трех предыдущих тем, что это по сути — внутрилагерная тюрьма. К тому же никаких посылок, редкие — 2—4-часовые общие свидания с родственниками в присутствии надзирателя. В лагерном ларьке имеешь право приобрести махорку, мыло и зубной порошок — ничего более. Питание на пределе.