Unknown

- Ты вообще, как себя видишь? Я бы хотел, чтобы ты в Москве осталась, устрою тебя в какой техникум или училище. Извини, с твоим школьным аттестатом в университет тебе поступить без шансов.

- Я с тобой как молодая девчонка перед взрослым мужчиной чувствую, - проворчал та. - Аттестат-то дома.

- Не дома, я прихватил его. Справка из колхоза конечно не то, но как документ для поступления вполне пойдёт. А столичные учебные заведения, даже училища, котируются выше чем откуда из глубинки.

- Страшно.

- Привыкнешь. Так что, кем бы ты хотела стать?

- Врачом.

- Это забудь. Медсестрой или ещё каким медработником ещё может быть, но тут тебе дорога закрыта.

- Я подумаю. Может и медсестрой стану.

- Время есть, думай. Да и врачом можешь стать, наверное, учись на медсестру, подтяни знания и там на врача поступишь. Всё в твоих руках. А у нас будет якорь в Москве, будем навещать. Надеюсь пустишь переночевать?

Та со смехом взлохматила мне шевелюру. Фуражку я снял, жарко, та её в руках несла. Мы потные оба были, сейчас бы на Волгу, искупаться. Доковыляв до здания вокзала, тут я передохнул на лавочке, а дальше к окошку и облом. Давно билеты раскуплены, резерва тоже нет. Не для нас. Впрочем, когда в полночь к перрону подошёл поезд, мы спокойно устроились в вагоне, и вскоре уже пытались уснуть, пока вагон громыхая колёсными парами на стыках, вёз нас к столице. Пусть купе проводника и полка одна на двоих, я проводнику на лапу сунул, всё равно едем, и это главное. Покупок будет много, надо будет как-то их объяснить, как и то что вернусь один, конечно будет скандал, но Глафира девушка свободная, ей в нашем селе душно. Видно, что не хочет та замуж и детей рожать, не её это мечта. Стоит подумать. Да и вон братья Трубины как устроились, оба служили в ремонтных подразделениях. Одного в сорок первом из нашего села призвали, второго в сорок втором. В разных армиях служили, а закончили войну в одном рембате танкового гвардейского корпуса. У нас в колхозе на машинном дворе оба работают, отличные механики. А то что мутят что-то, возят на станцию, продают, так три дома на свои отстроили, лошади, коровы, богатые у них хозяйства. Но не сильно выше других, понимали, что перебарщивать нельзя. Кулаками ещё объявят. Председатель их не прикрывал по той причине, что у них всё достать можно. Магазина в селе нет, автолавка два раза в неделю приезжает, так что те пока нужны и братья этим пользуются. Деловые люди, уважаю таких. Хотя не по советским моральным принципам живут, это тоже стоит отметить. Да и долго их лавочка не продлится, к счастью, те это тоже понимали.

Тела у нас чистые, когда поезд приходит было известно, я нанял пролётку и мы съездили на берег, полчаса потратили на купание и на той же пролётке вернулись. Съестного докупили. У бабулек на вокзале. Вполне неплохие пирожки, взяли с картошкой и яйцом. Пяток варёных яиц. Жаль, что Глаша на прицепе, я бы тут много что скупил. Однако показывать хранилище не стоит. За последние дни то качалось, приедем, уже одиннадцать тонн будет, хотя одна тонна занята автомобилем и двумя лёгкими мотоциклами-одиночками. Ну и мелочью. Вот так и ехали, прибыв в столицу вечером следующего дня. Это было девятнадцатое, воскресенье. Мы успели в пути пообщаться, в общем Глаша не решилась, сказала, что вернётся в село. Всё же зацепил её один парень. Может и сладится. Ну это её дело. Тут же на вокзале я выцепил одну бабку, сдавала комнату в коммуналке, совсем рядом, без тараканов и клопов. Проверили, доехали на пролётке, хоть и рядом, но я не ходок. Комната понравилась, жильцы соседние вроде приличные. Туалет и ванная чистые, так что уплатили за десять дней, и бабка ушла в свою комнату. Та в соседней жила. Мы вещи разложили, потом по очереди в туалет и ванную. А то после вагона как липкий пот на коже. Неприятно. У Глаши это не первый опыт с ванной, та до войны в городе жила, семья интеллигентов, справилась быстро. Радио слушали до десяти вечера, непривычно было. Та на кровати устроилась, постельное свежее, а я на тахте, вполне умещался. Семь лет, рост небольшой. Убедившись, что Глаша уснула, сон перешёл в крепкий, стараясь не скрипеть половицами, не трогая костыль, я мог ходить, пусть и недолго, на цыпочках правой ноги, и покинув комнату, также вышел на лестничный пролёт, где уже оделся.