— И затруднений у меня не было. То есть были, но на бытовом уровне. Но тот конверт... Я тебе признателен. Мне удалось выкарабкаться на пристойный уровень благодаря твоим
деньгам. Иначе бы этот процесс растянулся на долгие годы. А мне уже не восемнадцать, каждое лето-зима на счету.
— Мне тоже уже не восемнадцать, — вздохнул Арек. — А деньги... Для меня это мелочи. Если еще нужны, не стесняйся, скажи.
— Спасибо, сейчас все в норме.
Разозлиться именно на это предложение не получилось. Все
равно уже брал, увяз по уши... зачем невинность из себя строить?
Но недовольство поднялось волной и начало искать выход. И
выход-повод нашелся — немедленно, всплывая на поверхность,
как то самое непотопляемое вещество, и так же дурно попахивал.
Потому что прямой разговор на эту тему грозил скандалом и
разрывом еще не наладившихся «десятинощных» отношений.
«Массажист».
Гибкое, блестящее от масла тело. Явное удовольствие от каждого движения, стоны не боли — страсти, и стремление насадиться на член так, чтобы он достал до глотки через задницу... Тварь похотливая!
Запретить наместнику драть массажистов невозможно. И не только потому, что выдвинуто условие: «Я тебе не даю». В их странных отношениях «верность» не упоминалась — и Арек,
что характерно, даже не поинтересовался, трахался ли, и с
кем трахался Саша весь прошлый год. Как не интересовался и
раньше, удовлетворившись словами: «Я живу один». А «живу»
и «к кому-то захаживаю» вполне совместимо, между прочим.
Но наместник не расспрашивал. А может быть, и не стал бы
препятствовать каким-то параллельным встречам.
Даже люди должны об этом предварительно договориться. Для кого-то физическая верность — потребность по умолчанию.
Для кого-то — досадная помеха, раздражающее ограничение, подчеркивающее иллюзорное «право собственности» партнера.
Кто-то и «домостроевским пережитком» назовет... Все зависит от собственной позиции.
Является ли для наместника верность потребностью, Александр не знал. И, как ни удивительно, не приклеивал к истории с массажистом ярлык «измена». Партнерша, кляв-
шаяся в преданности и пойманная в постели с другим мужиком, вызвала бы гнев — несмотря на широту взглядов и подтрахивание бывшей жены, состоявшей в новом законном
браке. Та же партнерша, застуканная с женщиной... Сложный вопрос. Слава богу, не приходилось попадать в такую ситуацию...
Потому что муки были бы обеспечены — как и в случае с Ареком,
ублажившим неприемлемое для Саши желание.
«Но если бы я увидел, как кто-то засаживает член в его
задницу...».
Болгарский перец тоже подгорел. Оставалось надеяться, что
помидоры это скрасят. И сосредоточиться на готовке, а не на
классификации измен — что именно задевает, а что неприемлемо
целиком и полностью.
— У нас осталось что-то невыясненное? — принюхавшись,
спросил Арек. — Или на этом — все?
— Пока — все, — ответил Саша и щедро посолил брошенные
на сковородку помидоры. Пусть дают сок. А о массажистах... о массажистах лучше не упоминать вовсе. Полгода. Десять встреч.
Это не вся жизнь. Кое на что позволительно сделать скидку.
Арек
Александер опять что-то не договаривал. Хмурился и сердился. А яичница выходила точь-в-точь как у Грэга с похмелья или со зла. Неужели кулинарные способности впрямую зависят от внешности? Быть того не может! Наверное, все-таки, от настроения готовящего тоже...
Грэг утром. Сонный, не попадающий в кнопку розжига плиты, сующий ему в руки чашку с кофе:
— Шатци, не маячь. Сядь в уголке.
Картинка прошлого горчила. А черные джинсы, спрятанные под стопку простыней, звали: «Вернись в спальню. Посиди.
Подумай о майке с попугаем. Поройся в памяти».
«Нет. Не сегодня, не сейчас. Впереди вереница дней, пустых
дней, которые позволят мне копаться в воспоминаниях, пере-
бирать и перекладывать кусочки мозаики. Грэга уже не вернуть.
Ни криками, ни бесцельным сидением на полу и гляделками
с черной тряпкой. А Александер жив. Жив, рядом. И если
поторопиться, до женитьбы можно отхватить и проглотить свой
кусок удовольствия. Главное — не поперхнуться. Жадность еще
никого до добра не доводила...».
— Ты мне тогда не ответил... про принца. Он не понимает слово «нет»?
— Пропускает мимо ушей. Разницей в возрасте и здоровьем не отговоришься. Считает не стоящими внимания мелочами.
— Скверно.
— Ага. Устроить бытовой скандал и послать его куда подальше я не могу. Не надо забывать, что за оскорбление принца крови у нас легко можно заработать тюремный срок. Сошлют
на Руду или Лесоповал надсмотрщиком... а такая старость меня пугает.
— Я тебя понимаю... — Александер снял с плиты сковородку
со слегка подгоревшей яичницей и водрузил ее на стол, не
утруждая себя раскладыванием по тарелкам. Так же делал и
Грэг, и это повторение привычек нервировало и успокаивало
одновременно — оставалось только достать вилки, приоткрыть
хлебницу и приступать к трапезе.
— Я не знаю, что придумать, — под вилку первым делом попался ломтик невкусного овоща, и Арек переложил его на «чужую» половину сковороды. — Нужна какая-то причина,