Unknown

— Нам нужно, чтобы она была в сознании, — напомнил Митчелл своему сыну, который отпустил меня достаточно, чтобы дать немного воздуха, но недостаточно, чтобы остановить головокружение и чувство удушья в груди, когда я попыталась вдохнуть еще. — Никто не говорил, что ты должна была быть наркоманкой, — продолжал он, как будто в этой конкретной встрече не было ничего необычного. Это было потому, что для него и его сыновей это было не так. — Но ты должна работать, и ты должна следовать правилам, — он медленно встал, повернул запястье, чтобы посмотреть на блестящий циферблат своих часов. — Что ж, у нас назначена еще одна встреча. Я ожидаю, что ты охладишь этот глаз, нанесешь макияж на шею и будешь на работе послезавтра.

С этими словами хватка Санни полностью ослабла, неожиданно, заставив меня упасть на пол, задыхаясь, как рыба, вытащенная из воды, когда они прошли мимо меня и вышли.

Дверь закрылась со щелчком — звук, похожий на облегчение. Моя рука поднялась, чтобы прикрыть рот, пытаясь заглушить вырвавшийся у меня всхлип. Слезы были ожидаемыми и неудержимыми, пока я сидела тут, пытаясь успокоиться.

Я знала, что рано или поздно это произойдет.

Я знала, что они найдут меня.

Я знала, что они причинят мне боль ровно настолько, чтобы высказать свою точку зрения.

И я, конечно, знала, что они ни за что не отпустят меня.

Потому что я слишком много знала.

У меня было слишком много грязи.

Я могла бы посадить их на десятилетия.

Я была помехой.

С этим было легче справиться, когда я была слишком под кайфом, чтобы наплевать на все.

Но я была совершенно другой проблемой, когда была чиста и трезва.

Сколько времени пройдет, прежде чем они найдут способ заставить меня снова использовать, чтобы снова контролировать меня? Пока, в конце концов, это не убьет меня и не решит их проблему за них.

Черт возьми, Митчелл, вероятно, был совершенно разочарован, когда я сказала, что у меня была передозировка и я пережила это.

Я с трудом сглотнула, моя собственная слюна горела, как аккумуляторная кислота, когда я поднялась и пошла на онемевших ногах в спальню и в ванную, посмотреть на себя в зеркало.

Это было ужасно.

Я ожидала именно этого.

Мой глаз был опухшим, белок внутри покраснел, область под ним приобрела голубоватый оттенок, который, как я знала, со временем только потемнеет. Мое горло было уродливым, длинные полосы синяков в форме пальцев по всей передней части. Опять же, они тоже потемнеют.

Я подняла руки и вытерла слезы со щек, зная, что они бесполезны, зная, что нет причин плакать из-за ситуации, которую я не контролировала.

В спальне обычный звонок мобильного телефона заставил мое сердце подскочить к горлу, когда я пошевелилась и нашла его под одеялом, на экране высветилось его имя.

Лазарус.

Добрый, милый, совершенный, заботливый, самоотверженный, заботливый Лазарус.

Он вернется, увидит меня и потребует рассказать, что случилось, расспросит обо всех уродливых подробностях моей прежней жизни. У меня не будет другого выбора, кроме как рассказать ему.

Тогда, что ж, я до мозга костей знаю, что произойдет.

Он пойдет за ними из-за того, что они сделали со мной.

И он, будучи крутым бывшим наркоманом, бывшим дилером, нынешним бойцом в клетке и охранником в подпольном бойцовском клубе, а также байкером-преступником, который торгует оружием, да, он может подумать, что сможет справиться с ними.

Он не прислушается к доводам разума.

И тогда он получит травму, скорее всего, смертельную.

И это будет полностью моя вина.

Я не смогу с этим жить. Не после всего, что он для меня сделал.

Ни за что.

Я должна уйти. Я должна научиться жить с последствиями своих действий.

Он этого не сделает.

Я ему не позволю.

Мое сердце было огромной раной, когда я положила сотовый на тумбочку, когда он снова зазвонил. Я нашла свои ботинки и бумажник и решила, что мой телефон безнадежен, так что с ямой размером с Техас в животе, я вышла из квартиры.

Я вышла из здания.

Я оставила невозможную жизнь позади.

Я должна была знать, что это не то, что может быть у кого-то вроде меня.

Ничто из того, что я сделала в своей жизни, не указывало бы на то, что я заслуживаю всего, что мог предложить Лазарус.

В каком-то смысле, может быть, было лучше, что я выбралась до того, как увязла слишком глубоко.

Слишком поздно, сказало мое сердце.

У моего мозга не было веских аргументов против этого.

Потому что было уже слишком поздно.

Я почти уверена, что влюбилась в Лазаруса.

И, если боль, которую я почувствовала, войдя в свою квартиру, была чем-то особенным — это было абсолютно, совершенно мучительно.

Глава 11

Лазарус

— Тебе нужно сосредоточится, — предупредил Эдисон, наблюдая, как я нажимаю кнопку вызова в пятый раз подряд. Беспокойство свернулось клубком у меня в животе, готовое вырваться даже при малейшей провокации.

Я сказал ей, что позвоню.

И, может быть, если бы она спала или была в душе, я мог бы понять, пропустила ли она первые два или три звонка.

Но четыре или пять?

Каждое нервное окончание в моем теле испускало искры, говоря мне, что что-то не так.