Unknown

Народ уже к тому времени совсем раздухарился, уже и песни пошли под живую гитару. Помню, как мне понравился Ляпин, его сосуды уже окончательно расширились до нужной кондиции, кровь забурлила, он взял гитару и в дырках между Гребенщиковым поливал соляки. Я услышал, как человек играет, меня просто поразило, как в меру трезвый человек может такое живьем выделывать, ладно западные пластинки, это понятно, но тут обычный живой человек сидит напротив и так поливает. Это вызвало у меня огромный интерес и поражение, впервые я видел, чтобы так человек играл на гитаре. Кроме меня, конечно. Но это если отбросить ложную скромность. Жалко, что не было возможности куда-то пойти, сыграть вместе джем-сейшн, на базу Красной Кузницы это было невозможно, там все по пропускам. Я не мог провести такую большую компанию подвыпивших, шумных и, главное, слишком волосатых для нашего города людей. Эту идею пришлось замять на корню, и все всё понимали. Мы слушали пленку с записью вчерашнего концерта, но прямо скажу, наибольшее впечатление на меня произвела их живая игра на квартире Олега, еще и Женька палочками подстукивал по стулу, ляпинские соло – это звучало куда интереснее вчерашней пленки.

Мне очень понравились тексты Гребенщикова, тексты Машины Времени были слишком поучительны, нас это очень раздражало, такие нравоучения с высоты каких-то таких своих прожитых лет, с высоты какого-то своего особенного понимания чему-то учит и учит. А мы считали, что вроде и сами всё знаем. У “Аквариума” были тексты более подходящими для нас, совершенно противоположные Машине, с юмором, безо всяких сраных философствований и нравоучений. Так и произошел этот первый контакт с музыкальной цивилизацией, который впоследствии оказался для нас знаковым. Как хорошо, что Олег вытащил меня и заставил познакомиться с такими интересными людьми. Николай Харитонов, который все время находился в нашей компании, очень заинтересовался нашим коллективом, потому что слышал ранее про нас, но не воспринимал. Он был тогда главным по рок музыке в Архангельске, его мнение всегда было окончательным, весомым и бесповоротным. Если он приходил к какой-то группе на репетицию, слушал и говорил что нет, это бесперспективное направление, ничего из этого не выйдет, и это уже считалось приговором. Однажды он не вполне легально посетил и нашу репетицию, послушал из-за стеночки, и как мне потом сказали, скривился, мол, ничего хорошего. А тут, когда он увидел реакцию наших ленинградских гостей, он тоже несколько обалдел, потому что их мнение никакому сомнению не подвергалось, уж если такие люди так говорят – то что-то в этом точно есть. С той поры Николай Николаевич удостоил нас вниманием и тоже стал проявлять живой интерес к нашему творчеству. В общем, положительных моментов от этой встречи оказалось масса. Все оно проявилось намного позже – этот день стал вехой для нас.

Под конец нашей встречи, когда мне уже пора было уходить, отношения наши стали уже почти дружеские. И, хотя говорят, что трезвый пьяному не товарищ, а все наши гости были на большой кочерге, а я сидел как стёклышко, но это совсем не мешало – встретились понимающие друг друга люди, и мне казалось странным, что еще вчера да и даже сегодня утром я считал, что ничего у нас в советской стране ничего нет, да и быть не может интересного в плане рок музыки, а вот есть, оказывается, такие люди, которые играют такую музыку, есть такой человек, как Андрей Тропилло, который мне показался таким, ну просто дико умным, он сыпал терминами и произносил слова о которых я и понятия не имел, это производило впечатление – было видно, что он знает проблему изнутри. Я-то в теории был абсолютно лох чилийский, я-то все постигал чисто имперически, методом проб и ошибок, а он всё что ни говорил – подкреплял всякими теоретическими выкладками, что не могло не вызвать моего глубокого уважения и интереса. Было решено, что как только появится свободное время, накопятся отгулы или отпуск, обязательно приеду, и мы что-нибудь может быть и запишем…