Последний куплет я произнёс с особым выражением, сам того не желая, заканчивая декламировать, я обвел правой рукой всех присутствующих на этом собрании. У меня получилось это само собой, я редко читал стихи на публику и этот жест, правда, получился непроизвольно… я закончил, руку опустил и молчу. А в ответ – тишина. Буквально минуту длилась тишина, все восковыми лицами смотрели на меня, потом почти синхронно на первого секретаря, затем снова на меня, затем снова на первого секретаря, и тут он отрывает задницу от стула, медленно встаёт и выставляет вперёд руку с указующим перстом, направленным то ли на меня, то ли на дверь:
– Пошёл вон! Пошёл вон! Воо-он!
Я развернулся, ничего не оставалось делать, как пойти вон. Спиной я чувствовал испепеляюще- сверлящие взгляды сидящих по бокам стола партийцев, впервые, я ощутил на себе настоящую ненависть. Можно представить себе состояние молодого советского человека, комсомольца, не пьющего, не курящего ударника коммунистического труда, когда ему партийный босс вот такие вещи говорит в присутствии руководящих районом партийных деятелей и вновь состоявшихся молодых коммунистов. Я выходил, встречая сочувствующие взгляды сидящих в “предбаннике” за мной в очереди кандидатов – они слышали, что произошло что-то неординарное, и вид у меня был бледный, растерянный, подавленный.
Я не знал, что это только начало событий, которые заставят нас навсегда убраться из родного города. Это был еще только первый гудок.
* * *
Папа ждал меня дома, думал – приду из райкома с кандидатской книжкой, но я не стал ему рассказывать все подробности, не хотел его, прирождённого коммуниста, так волновать. Сказал, что по возрасту мое членство в партии откладывается на неопределенный срок. Я и правда не представлял, что был уже приговорён, мне наивно казалось, что ну не сейчас, так потом… думал все еще будет хорошо. Я не знал, что за канитель вокруг нас затягивается.
Спустя несколько дней в очередную рабочую смену мне на пост позвонили из заводоуправления:
– Богаев! Срочно в отдел кадров.
Я, будучи дежурным электриком по заводу, подумал, что нужно что-то починить и, взяв инструмент, направился в контору. Захожу, говорю:
– Здравствуйте, я дежурный электрик, что у вас произошло?
За столом сидит начальник отдела кадров и широкими глазами на меня пристально смотрит. Надо сказать, что мы и раньше встречались, он никогда ранее не проявлял ко мне никакого интереса, а тут вылупился так, как если бы я зашел к нему без головы. Он вскочил, весь какой-то бледный, (видимо вспомнил, как подписывал мне кандидатскую рекомендацию) и быстро выпалил:
– Так, садись здесь, обожди – и выскочил из кабинета как пробка из бутылки. Через пару минут в кабинет вошли двое. Их надо было видеть! От одежды до лиц, выражения глаз – как в самых лучших фильмах про шпионов. Они были в темных костюмах с тёмными галстуками и по национальному признаку, идущего впереди, я все понял. Знакомые музыканты – студенты меня уже предупреждали, что есть в комитете государственной безопасности такой персонаж, как майор Ваучейский и капитан Кочегаров. Ваучейский был ненцем. Не путать с немцем, Ваучейский был ярким представителем населения северных районов. Студентов проще всего было прижимать к ногтю – они панически боялись отчисления и как следствие того, попадания в ряды вооруженных сил. Они никогда не рассказывали подробностей, единственно, что просачивалось сквозь их напуганный рассказ это то, что разговаривал с ними чукча из органов. Поэтому я сразу понял, кто ко мне пришел.
– Здравствуйте, – я начал первый, – товарищ Ваучейский? На лице его промелькнула тень смущения – понятно, он не ожидал.
– Откуда ты знаешь мою фамилию? – недоуменно спросил он.
– Да кто же вас не знает, – я пытался шутить, но майора это только разозлило. Прошли, сели – ненец на место начальника отдела кадров и рукой указал мне сесть справа, а капитан Кочегаров сел сбоку, впился в меня своим взглядом аки клещ, чтобы наблюдать мои реакции на вопросы старшего.
До меня уже дошел смысл странного выражения и цвета лица начальника отдела кадров, представляли, что они пришли и ему сказали, он, наверное, подумал, что поймали диверсанта-шпиона на его закрытом предприятии… Два с половиной часа эти работники государственной безопасности могущественного государства планеты, меня, можно сказать пацана 22-х лет стали упорно, сперва потихоньку и так, по нарастающей, нагнетая и нагнетая, стали принуждать подписать бумажку.