Unknown

Уже через полчаса мне казалось, что мы знакомы триста лет, Андрей произносил много всяких непонятных технических терминов, неведомых ранее словосочетаний, я слушал и делал такой умный вид, понимающе кивал и Тропилло было тоже приятно, что он общается с подкованным в техническом плане специалистом – ведь несколько лет до того я уже занимался подобным делом, результаты которого получили высокую оценку Андрея и музыкантов группы “Аквариум” – я имею в виду наш первый альбом и первый приезд ленинградцев в Архангельск. Хотя мне приходилось пользоваться средствами куда скромнее, чем располагали здесь. Мы общались практически на равных, что мне было, несомненно, приятно. Я все больше убеждался в том, что, не зря-таки, бросил все, и приехал.

В какой-то момент нашей беседы Андрей предупредил меня, что, несмотря на кажущуюся по сравнению с Архангельском вольницу – ухо необходимо держать востро, не забывать, в какой стране мы живем, и расслабляться не стоит. Наш ансамбль уже был занесен в списки запрещенных групп и Андрей порекомендовал мне никому из случайно зашедших работников ДЮТ не говорить про Архангельск и не произносить название нашего коллектива вслух. Я поклялся держать рот на строгом ошейнике, однако прокололись мы буквально в течение часа. Один из зашедших работников дома пионеров, как раз тот преподаватель, которого Тропилло подозревал в стукачестве, кинул беглый взгляд на стоящие на столе два пакета с “Чинзано”, на которых было большими буквами написано – “Архангельску – 400 лет” и спросил с хитрым прищуром: – “Северянин?” Я стал отнекиваться, выдумывать с какой я станции метро, но тот хмыкнул, кивнув на мои пакеты, и удалился с миром.

Ближе к вечеру встал вопрос о ночлеге, Андрей уже все продумал. За год до того, я состоял в переписке с его учеником Лешей Вишней, который жил на Большеохтинском проспекте, в нескольких минутах ходьбы от студии, и жил он один в огромной квартире – родители летом уезжали на дачу.

О Лешке вообще разговор особый – я очень удивился, получив его письмо: он написал, что занимается в кружке у Андрея Тропилло и наш альбом, который я выслал в Ленинград год назад, Тропилло представлял на занятиях как дидактический материал – наглядное пособие по кустарно-домашней звукозаписи, как пример созидания “всего из ничего”… Алексей очень проникся этой идеей и тоже решил соорудить у себя дома некое подобие студии и вот этими мыслями он и поделился в своем письме.

В каждой строке буквально сквозила такая подкупающая искренность и неподдельный энтузиазм, с которым Вишня собирался заниматься делом, которое и меня больше всего интересовало – запись музыки собственного сочинения на магнитный носитель. Отмечу, что звукозапись для Вишни было всегда приоритетней исполнения – он начал записывать себя задолго до того, как у него появилось, что записывать.

Прекрасная, просторная, квартира была в полном распоряжении Алексея – это было очень редкое и ценное явление – когда любимым делом, можно заниматься ни в каком-нибудь подвале, старом гараже или переоборудованном складском помещении, а в благоустроенной квартире, когда тебе не капают на мозги ни родители, ни соседи. В силу того, что Вишня был человеком общительным, с прекрасным чувством юмора – его квартира стала излюбленным культовым местом самых лучших музыкантов Питера, неким культурным центром. В итоге, когда мы допили наше Чинзано – встал вопрос о горизонтальном положении, и мы с Тропилло направились к Алексею. Зашли в магазинчик, купили пару пузырей, еды.

Несколько минут – и нам открывает дверь большой человек с доброй улыбкой на лице. Тропилло представил нас друг другу и Вишня с порога стал демонстрировать мне свою домашнюю студию, которая также поразила меня своими техническим на тот момент совершенством и я еще раз подумал о том, сколь же велика разница между Архангельском и Ленинградом, и мои последние сомнения в целесообразности моего приезда растворились в дыму Лешкиных папирос. В один день я побывал аж в двух студиях звукозаписи, да таких, о которых сам мог только мечтать, и даже не представлял, что в нашей стране в личной собственности может быть такое великолепие. Оказалось, что есть – у людей, с которыми мне посчастливилось быстро найти общий язык.

Наше общение затянулось, уже затемно Тропилло заторопился к семье, мы посадили его в такси и отправились спать. Но было не остановиться – Вишня ставил мне записи разных ленинградских и московских коллективов – знакомил меня с неведомым ранее явлением “подпольный русскоязычный рок”.