«В следовавшую затем ночь Григорий в своем видении сподобился увидеть блаженную Феодору
Ангелы по своему значению разделяются на чины; чины существуют и между праведными. Василий получил в раю собственные чертоги, — собственный дворец с подобающим штатом придворных. А вот Феодоре, которая при жизни прислуживала Василию, отведено какое-то помещение в покоях Василия. И, кто знает, не придется ли ей и там прислуживать Василию, как ангелу божию? Точно так же Василий по смерти восседает «среди великой славы на царском престоле», — а вокруг него то ли просто сидят, то ли стоят для его услаждения «многие светлые мужи и юноши». Уйдя из земного общества с его царскими престолами и с чинами, душа человеческая в раю опять встречается с ними. Но кто у кого все это заимствовал? Рай у людей или люди у рая?
Но здесь является вопрос, как же Григорий узнал Феодору, или, вернее, ее душу? На земле он знал древнюю старуху. Какой стала ее душа по переселении в рай?
И так называемые священные писания, и жития святых отвечают на него так же, как отвечают народные представления и представления всех культурных, полукультурных и диких народов. Душа имеет совершенно такой же вид, какой перед смертью имело тело. Если у скончавшегося была длинная седая борода, как у библейского пророка Самуила, то и его дух, вызванный живыми, напр., аэндорской волшебницей по просьбе Саула, предстанет перед ним в таком же виде. Если у покойника был большой красный рубец на лице, с таким рубцом его душа перейдет и в царство небесное. Если человек умер младенцем, младенцем выглядит и его душа, — неизвестно только, младенческое ли у нее разумение.
Хуже только с одеждой. Древние видели души скончавшихся как раз в тех облачениях, в каких ходили тогда сами. В старой Руси несколько князей церковь признала святыми. И эти царственные праведники ходили по смерти в том самом мундире, который по их должности был им присвоен здесь, на земле.
Но вот современных, теперешних костюмов на том свете не признают. Даже на адские муки теперешние грешники отправляются не в пиджаках, сюртуках, бальных платьях, сапогах, башмаках и т.д., а в однообразном одеянии, которое, как в приютах, почти для всех одно и то же: длинная прямая рубаха и сандалий. Впрочем, попам, монахам и митрополитам, по-видимому, и там разрешается носит не казенную, а собственную одежду, — такую, какую на земле они носили по своему сану.
Во всяком случае, фигура и лицо у души совершенно такие же, как у тела. Душа, это - точный портрет тела.
Так оно рисуется между прочим и на картинах, изображающих смерть богородицы. Тело лежит мертвое на смертном одре, окруженное апостолами и знакомыми с одинаковым благочестивым выражением на лице. А сзади возносится на небо ее сын, у которого на руках маленькая кукла, как две капли воды похожая на скончавшуюся. Это — не кукла, а душа скончавшейся.
Таким образом, встретившись с Феодорой, Григорий легко мог узнать её и, узнав, возрадовался; и, конечно, поспешил расспросить, как она разлучилась от тела, как претерпела смертные страдания, что видела по своей кончине и как миновала она воздушных духов, т.е. бесов, заведующих мытарствами. Мы скоро узнаем, что это за учреждение — мытарства. А теперь просто отметим, что, значит, Григорий уже раньше знал и о воздушных духах, и о мытарствах, и в своем сне просто получил подтверждение того, во что он верил раньше. Только во сне все это вышло страшнее и ярче.
Ответом на вопросы Григория послужил длинный рассказ Феодоры, который мог бы послужить украшением какого-нибудь сборника святочных рассказов с духами и приведениями. К сожалению, нам приходится сильно сократить его.
VIII
Но прежде всего — несколько пояснений к дальнейшему. Негры представляют богов чернокожими, а дьяволы у них иногда бывали и белолицыми. В особенности часто так бывает после того, как неграм придется испытать на себе всю зверскую беспощадность и бесчеловечную алчность европейских купцов, солдат и чиновников.
Для христиан-европейцев естественный цвет дьявола — беспросветно черный. Нечистый насквозь прокоптился в аду. В ребячестве я чаше всего представлял себе дьявола, в образе трубочиста, и всякий трубочист казался мне если и не самим дьяволом, то по крайне мере его племянником. Дьявол для европейцев всегда смахивает на негра или «эфиопа». А боги, главные и второстепенные, белые и светлые.