Unknown

Все одинаково назидательно в этом рассказе, насквозь пропитанном торгашеским, даже капиталистическим духом. Подать милостыню, это значит нанять принимающего. Принявшей должен отработать свою плату, - должен и может загладить часть грехов подающего («сжать терния» за него): «нанялся - продался». Но чем больше он работает на других, тем меньше работает на себя: чем больше заглаживает чужих грехов, тем меньше уничтожает своих терний.

Столь же поучительно, что за серебряную монету наймиты сожнут меньше терниев, изгладят меньше грехов подающего, чем за золотую монету. Плохо же положение того, кто может подать только медяк, и совеем безнадежно положение не какого-нибудь монаха, а настоящего нищего, который всегда только принимает милостыню и не в состоянии подать даже ломаного гроша. Не миновать ему ада! Рай существует только для богачей.

Не менее назидательно и поведение прославленного затворника. Вся жизнь его — только для себя, для отмаливания своих собственных грехов. Его обуяла такай безграничная жадность и такое безграничное себялюбие, что ничего не остаётся у него для ближнего. Он охватывается трепетом, когда узнает, что ему приходится поработать не только на себя, но и на другого, при том на какого другого: на „христолюбца“, на «честного мужа»!

Спохватившись, что получается очень нехорошо, жития торопятся спасти славу затворника и заканчивают: «Узнав причину неприятия милостыни своей старцем, муж тот стал заботиться об исправлении своей жизни и начал творить многую милостыню нищим и убогим, помня, что, по писанию, милостынею и верою очищаются грехи».

Отказался работать на «христолюбца» затворник, так христолюбец заставил работать на себя «нищих и убогих». Не даром он был «начальник города», — много было у него сребренников и здатниц.

И разумеется, не отказалось работать на него и за него белое и черное духовенство, попы и монахи. Во всяком случае они охотно принимали у него и сребренники и златницы, уверяя, что начисто выполют за него все тернии.

Очень хорошая повесть перепечатывается в житиях. Всем богатым она указывает способы миновать ада.

V

Некоторые люди побывали в аду и, возвратившись на землю, рассказывали, что они видели. Таков, например, Таксиот, о котором рассказывается в мартовской книге «Житий» (стр. 582—3).

Таксиот жил в Карфагене и был „воин, проводивший жизнь свою в великих грехах“. „Однажды город Карфаген постигла заразная болезнь, от которой умирало много людей; Таксиот пришел в страх, обратился к богу и покаялся в грехах своих. Оставив город, он с женою своею удалился в одно селение, где и пребывал, проводя время в богомыслии.

«Спустя некоторое время, по действу диавола, он впал в грех прелюбодеяния с женой земледельца, жившего с ним в соседстве; но по прошествии нескольких дней по совершении греха того он был ужален змеею и умер».

В третьем часу дня его похоронили, а в девятом часу услыхали из могилы его крик. Могилу разрыла и нашли Таксиота живым. Таксиот, плакал и рыдал, но на все расспросы не давал никакого ответа и, наконец, попросил отвести его к епископу. Епископ три дня упрашивал Таксиота рассказать, что он видел там, но только на четвертый день погребенный стал разговаривать.

Сейчас мы не станем рассказывать, как он умирал и как его душа шла по мытарствам: об этом в житиях имеется более подробное повествование, которое мы изложим ниже. Достаточно только сказать, что его погубил последний грех. Ангелы, сопровождавшие его, говорили ему: «все телесные грехи, которые содеял ты, находясь в городе, простил тебе бог, так как ты покаялся в них». Но злые духи ответили: «Когда ты ушел из города, ты на поле соблудил с женою земледельца твоего».

«Услыхав это, — рассказывал Таксиот, ангелы не нашли доброго дела, которое можно было бы противопоставить греху тому, и оставив меня, ушли. Тогда злые духи, взяв меня, начали бить и свели затем вниз; земля расступилась, и я, будучи веден узкими ходами чрез тесные и смрадные скважины, сошел до самой глубины темниц адовых, где во тьме вечной заключены души грешников, где нет жизни людям, а одна вечная мука, неутешный плач и несказанный скрежет зубов. Там всегда раздается отчаянный крик: «горе, горе нам! увы, увы!». И невозможно передать всех тамошних страданий, нельзя пересказать всех мук и болезней, которые я видел. Стонут из глубины души, и никто о них не милосердствует; плачут, и нет утешающего; молят, и нет внимающего им и избавляющего их. И я был заключен в тех мрачных, полных ужасной скорби, местах, и плакал я, и горько рыдал от третьего часа до девятого».

Очевидно, Таксиот-воин никогда не слыхал об огнедышащих горах и горячих источниках. Поэтому, хотя и для него ад находится под землею, однако в его описании ада нет пламени и огня, — и вообще он очень мало расширяет христианские представления об этом учреждении: «адовы темницы», «вечная мука, неутешный плач и несказанный скрежет зубов». Обо всем этом давно уже рассказывали не только христиане, но и древние греки. Из-за этого не стоило пускаться в загробное путешествие.