Читаем Unknown полностью

Надо говорить прямо. «На том свете», куда отправляются души покойников, имеются два отделения, которые называются раем и адом. Ад существует для безродных, для бедняков, для несчастных, которых некому и не на что помянуть. Богачи же, если они что-нибудь смекают, отправляются в рай. Впрочем, бывает, что сначала они угодят в ад. Но их пребывание в аду во всяком случае окажется очень коротким, - опять-таки, если они люди не совсем без мозгов в голове.

Очень любят крестьяне утешительные для них рассказы о своем любимом боге Николае. Для них невдомек только одно: богачи и попы смеются над этими россказнями. Пусть беднота утешается своими собственными измышлениями, так она будет терпеливее. Их толстые свечи, их горластые колокола, их сорокоусты, панихиды и заупокойные обедни показывают, что они лучше разбираются в деле. Они знают, что тот горемыка мужик, который получил от Николая миску червонцев, первым делом велел написать огромный образ Николая чудотворца и заковал его в тяжеленую серебряную ризу с золотым сиянием вокруг головы и попал в рай не за то, что он когда-то приютил чудотворца, а за то, что, сделавшись церковным старостой, всегда прилежал к божьему храму, — всегда додавал серебряный рубль на тарелку и в кружку, ставил толстенные свечи, сам зажигал лампадки и умиленно крестился перед ними. А как же там разобраться, что церковные деньги не отделялись у него от своих? Учитывали его прихожане, учитывали, да так, не разобравшись, и выбрали его в старосты еще раз, и еще раз, а потом привыкли и перестали учитывать.

Но, — возразит верующий читатель, — это — поповская, кулацкая и купецкая вера, а не та вера, которой учат отцы церкви. И начнет путать, и понесет околесицу о том, что говорят святые отцы об ангелах и дьяволах, о душе и теле, о страшном суде, об аде и рае.

Приходился познакомиться с тем, что говорит церковь обо всех этих вещах.

3

Об аде, рае и об их обитателях

.

I

Я еще теперь хорошо помню, что с адом я познакомился раньше, чем с раем. И помаю, что адские муки всегда представлял себе яснее, чем райское блаженство. Полагаю, что и со всеми так было. В нравственно-религиозном воспитании ад и его обитатели, — не к ночи будь они помянуты — много важнее, чей рай и божии ангелы.

Развозишься бывало, дашь волю своему языку, а бабушка уже ворчит: «ах ты озорник этакий! Вот смотри, повесят тебя в аду за язык на крючок». А иногда уверяла, что за дерзкое слово придется языком лизать раскаленную сковородку.

Меня не смущало противоречие, этих двух, способов посмертного воздействия на мою греховную природу. Очевидно, одни будут подвешены за язык, другие станут лизать докрасна раскаленную сковородку. И на картинках, изображающих ад, я сам видал то и другое.

Каково быть повешенным за язык, я представлял себе не особенно ясно. Но одно знал твердо: лизать раскаленную сковородку, — это будет куда похуже, чем вылизывать блюдце после варенья или тарелку после сладкого пирога. Как-то в жестокий мороз старший братишка посоветовал мне лизнуть топор, только что принесенный с улицы. Он уверял, что будет очень сладко. Я лизнул. Не помню теперь поднял ли я рев от этой сладости. Но еще и теперь чувствую на языке тогдашнее ощущение.

Для меня было ясно, что с раскаленной сковородкой выйдет то же самое, только еще больнее и хуже.

Тогда же бабушка мне говорила, что за хорошее поведение я попаду в рай. Картинки с изображением рая не производили на меня никакого впечатление. На четырехугольной большом ящике, опрокинутом вверх, дном, сидит дед с большей седой бородой, рядом с ним молодой мужчина без всякого выражения на лице, над ними и немного сзади голубь, а по бокам, сверху и снизу, ангелы с перепутанными крыльями и руками и с умиленными лицами, и тут же два ряда мужнин и женщин в длинных рубахах и с почти совершенно одинаковыми лицами. Вот все, что художники умели рассказать на своих картинках о рае.

Бабушка рассказывала, что там постоянно поют райские птицы, цветут душистые цветы, никогда не бывает холода, ни жары, и очень много винограду и яблок. Это было очень приятно, но как-то слабо затрагивало воображение. Нехорошо попасть в когти к нечистым, — это было ясно, хотя мысль об аде не оказывала продолжительного действия. А вот отношение к раю было почти равнодушным, и мысль о нём вызывала в глубине души некоторую скуку, хотя в этом было боязно признаться. Во сне я, кажется, ни разу ее попадал ни в ад, ни в рай. В бабушке сказывалась обычная старческая ворчливость, но не было стремления действительно напугать маня.

Еще я знал от бабушки, что чистые душеньки детей, если только они умерли крещеными, все покапают в рай. Когда я стал побольше, меня удивляло жестокосердие родителей, которые лечат заболевших детишек, и, следовательно, отдаляют переселение их душ в райские обители А может быть, и совсем лишают их райского блаженства. Кто знает, не вырастут ли они сорванцами, буянами, ругателями?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука