Процесс антропоморфоза капитала завершился, в то время как процесс капитализации людей находился в стадии полного развития. Развитие капитала подразумевало пользу (маргинальность и нео-маргинальность), вот почему он может предвидеть поведение людей, в то время как они полностью подчинены законам капитала. Господствуя от имени производительных рабочих (Кейнс и теория полной занятости), он реализует пролетарский правящий класс в мистифицированной форме. Так была реализована программа 1848-го.
Капитал извратил всю революцию, все требования были приняты и лишены субстанции, общинное движение в СССР, утопическое движение в США и Израиле (нельзя забывать, что эта страна могла быть создана только после поражения пролетариата, евреи освободились как евреи, а не как люди, произошло уничтожение коммунитарного проекта Бунда, потом проекта Борохова, даже если оба эти проекта были менее радикальны, чем проекты 1848-го), даже упразднение труда стали теперь утопией капитала, потому что они сделали бы людей более поверхностными, лишив этих людей их собственной деятельности. Схожим образом желание создать новые отношения между мужчинами и женщинами превратилось в сексуальную эмансипацию и, как всегда в буржуазно-капиталистическом обществе, мужчина и женщина освободились не как мужчина и женщина, но как два пола, что сделало возможной коммерциализацию всех эмоциональных и сексуальных отношений.
Но капитал не удовлетворяется поглощением и преобразованием всего человеческого прошлого, бессознательное людей становится меркантильным кормом, обсуждаемым различными акулами психоанализа. Капитал хочет колонизировать будущее вида и лишить его любой возможности иного развития, заперев его в жёсткую клетку тотально программируемой повседневной жизни, достигая таким образом, абсолютного господства над человеком.
Революционные движения всё ещё держатся прошлого (слово революционный – это лишь стилистическая уступка здесь) и способствуют омоложению капитала (триумф идеологий третьего мира). Они не могут сделать скачок или осознать и принять разрыв, как нарушение продолжительности, потому что прошлое висит кошмаром на сознании живых людей. В настоящее время можно увидеть маятник истории в движении, подъём революционных движений, репрессии, застой этих движений, взлёт капитала, по крайней мере, американского капитала, в течение этого периода, затем ещё один подъём и т.д... США и СССР пытаются извлечь выгоду из этих колебаний, как это можно видеть в Латинской Америке, но движение, которое каждый раз пытается противостоять существующему порядку, натыкается на стену, возвращается к отправной точке и вновь направляется к этой стене, которой оно одержимо... Это всеобщий тупик. В некоторых случаях это ещё хуже: происходит простая и чистая бойня, напр. бойня палестинцев, в которую совершают прямой или косвенный вклад арабские страны, Израиль и международное `левое крыло'. Международное `левое крыло' вводит в заблуждение само себя и палестинцев в отношении своей силы: это `левые', которые ищут своего революционного события, своего Вьетнама!
Нынешнее революционное движение не должно ни бороться против этих извращений, ни изгонять менял из храма, который надо занять. Всё, что было извращено, могло быть реализовано и без радикальной революции. Надо действовать в предвосхищении последней. Достигнув этой точки, часто встречаешь следующее возражение: капитал способен интегрировать всё. Но это как раз атрибут всех социальных формаций, борющихся со своей ограниченностью – они пытаются выжить, включив в себя, образно говоря, антагонистическую социальную формацию, но, делая это, она становится формой полной чуждого ей содержания, которая рассыпается при первом же потрясении и позволяет потрясти новую социальную форму в стремительном движении. Капитал вступил в сферу революции до такой степени, что некоторые уже говорят, что новая контрреволюция способна положить конец загрязнению окружающей среды, осуществить демографическое регулирование и т.д., даже когда никакой видимой революции не происходит. Когда происходит революция, есть только революционеры: защищать старый мир некому. Только когда движение замедляется, самоорганизуется контрреволюция. Но было бы неправильно бояться интеграции: надо быть способным жить, поддерживая тесную связь с разрывом, потому что будущая революция станет великим разрывом по отношению ко всему прошлому.