Unknown

- Один из них включает запись, а другой должен угадать, что за мелодия, просто по маленькому кусочку, - объяснила Квини. – Они включают эти маленькие эпизоды, а потом выключают, снова и снова. Это бесит до безумия.

Она начала резать тонкими кусочками деликатесного цыпленка и раскладывать на бутерброды с маслом.

- Ты получила работу? – спросила она.

 

- Да, но она оказалась не постоянной.

 

- О, ладно, - похоже, ей было неинтересно.

Но музыка зазвучала вновь, она подняла глаза, улыбнулась и спросила:

- Ты ходила в…?

Тут она увидела письмо у меня в руке.

 

Она выронила нож и быстро подошла ко мне, сказала мягко:

- Ты зашла прямо вот так, держа это в руке, я должна была тебя предупредить, чтобы ты спрятала это в кошелек. Мое частное письмо.

Она вырвала письмо из моих рук, и как раз в этот момент чайник на плите начал свистеть.

 

- О, сними чайник, - сказала она. – Крисси, быстрее, быстрее. Сними чайник, иначе он придет сюда, он не выносит этот звук.

 

Она отвернулась и разрывала конверт.

 

Я сняла чайник с конфорки, и она сказала:

- Завари чай, пожалуйста…,

мягким озабоченным голосом человека, читающего срочное сообщение.

 

- В заварочном чайнике? – спросила я.

 

- Да-да, просто налей воды, там всё измерено.

Она рассмеялась, словно мой вопрос был шуткой. Я залила водой чайные листья, и она сказала:

- Спасибо. О, спасибо, Крисси, спасибо.

Повернулась и посмотрела на меня. Ее лицо покраснело, браслеты на запястьях звенели в изысканном смятении. Она сложила письмо, задрала юбку и засунула его за эластичный пояс своих чулок.

 

Сказала:

- Иногда он обыскивает мой кошелек.

 

Я сказала:

- Чай – для них?

 

- Да. А мне нужно вернуться к работе. О, что я делаю? Мне нужно нарезать сэндвичи. Где нож?

 

Я подобрала нож, нарезала сэндвичи и сложила их на тарелку.

 

- Не хочешь узнать, от кого мое письмо? – спросила она.

 

Я и подумать о таком не смела. У меня по-прежнему было чувство, что комната кружится вокруг меня, хотя она больше не кружилась в физическом смысле.

 

Я предположила:

- Бэт?

 

Потому что надеялась, что частное прощение от Бэт могло быть именно тем, что заставило Квини расцвести.

 

Я даже не посмотрела, что там за надпись на конверте.

 

Выражение лица Квини изменилось, рот скривился, и она сказала: «Да ладно». Потом к ней вернулась жизнерадостность. Она подошла, обняла меня и прошептала на ухо голосом дрожащим, застенчивым и ликующим.

- Письмо от Эндрю, - сказала она. – Пожалуйста, отнеси им поднос. Я сейчас не могу. О, спасибо.

 

Прежде чем уйти на работу, Квини зашла в гостиную поцеловать мистера Воргиллу и его друга. Обоих поцеловала в лоб. Меня она одарила воздушным поцелуем и сказала:

- Пока-пока.

 

Принеся поднос, я заметила досаду на лице мистера Воргиллы, и это не из-за Квини. Но разговаривал со мной с удивительной терпимостью, познакомил меня с Лесли. Лесли – полный лысый мужчина, с первого взгляда показался мне почти ровесником мистера Воргиллы, но потом я к нему привыкла, и, учитывая его лысину, он выглядел намного моложе. Не таких друзей я ожидала увидеть у мистера Воргиллы. Он не был бесцеремонным всезнайкой, с ним было спокойно, он ободрял. Например, когда я рассказала ему, что устроилась работать за буфетной стойкой, он сказал:

- Знаете, это что-то да значит. Вас взяли в первое же место, куда вы обратились. Видимо, умеете производить хорошее впечатление.

 

О любом опыте рассказывать было легко. Присутствие Лесли всё делало легче, кажется, он смягчал поведение мистера Воргиллы. Словно он оказывал мне сдержанные знаки внимания в присутствии своего друга. Или, возможно, почувствовал, что я изменилась. Люди чувствуют разницу, когда ты их больше не боишься. Он не мог быть уверен, что я изменилась, и не представлял, как это произошло, но его это озадачивало и заставляло быть более осторожным. Он согласился с Лесли, когда тот сказал, что мне удачно удалось избавиться от той работы, а потом даже сказал, что та женщина, похоже, грубая пройдоха, иногда такие попадаются в этих «заведениях на углу» в Торонто.

 

- И она не имела права тебе не заплатить, - сказал он.

 

- Думаю, муж должен был выйти на авансцену, - сказал Лесли. – Если он – аптекарь, он – ее босс.

 

- Пусть лучше сварит специальную дозу, - сказал мистер Воргилла. – Для своей жены.

 

Не так уж оказалось трудно разливать чай, предлагать молоко и сахар, и передавать сэндвичи, и даже разговаривать, когда знаешь что-то, чего не знают другие, про опасность, в которой они находятся. Вовсе не потому, что мистер Воргилла не знал, что я испытываю что-то еще, кроме неприязни к нему. И вовсе не потому, что сам он изменился, а если и изменился, это потому что изменилась я. Я изменилась достаточно для того, чтобы чувствовать себя почти столь же непринужденно, как с Квини.

 

Вскоре мистер Воргилла сказал, что ему пора на работу. Пошел переодеться. Потом Лесли спросил, не хочу ли я с ним поужинать.

 

- Тут за углом одно заведеньице, куда я хожу, - сказал он. – Ничего выдающегося. Ничего такого, как «У Стэна».