Unknown

Там была одна спальня, в которой Квини спала с мистером Воргиллой, и еще одна, которую превратили в маленькую гостиную, и узкая кухня, и застекленная терраса. На раскладушке на террасе я и должна была спать. За окном домовладелец с еще одним мужчиной ремонтировали мотоцикл. Запах масла, металла и механизмов смешивался с запахом спелых помидоров на солнце. Радио изрыгало музыку в окно верхнего этажа.

 

- Стэн это терпеть не может, - сказала Квини. – Радио.

Она задернула занавески в цветочек, но шум и солнце все равно проникали внутрь.

- Жаль, не могу позволить себе внутреннюю обивку комнат, - вздохнула она.

 

Я держала в руке тампон, завернутый в туалетную бумагу. Она принесла бумажный пакет и указала на уличное мусорное ведро.

- Все, - сказала она, - сразу вон туда. Ты ведь не забудешь, правда?

 

Я всё еще пыталась сохранять беспечность и вести себя так, словно чувствую себя, как дома.

- Мне нужно такое классное крутое платье, как у тебя, - сказала я.

 

- Возможно, смогу для тебя достать, - ответила Квини, засунув голову в холодильник. – Я хочу «Кока-Колу», а ты? Хожу в магазин, где распродают остатки. Вот это платье купила за три доллара. Какой у тебя сейчас размер?

 

- Четырнадцатый, - ответила я. – Но пытаюсь похудеть.

 

- Постой. Возможно, что-то тебе подберем.

 

«Я собираюсь жениться на леди, у которой маленькая дочка примерно твоего возраста, - сказал мне отец. – И у этой маленькой девочки нет отца. Так что ты должна мне пообещать, что никогда не будешь ее дразнить или говорить ей какие-то подлости на этот счет. Будут моменты, когда у вас будут возникать конфликты и перепалки, как это обычно бывает между сестрами, но это ты никогда не должна говорить. А если другие дети будут говорить, никогда не становись на их сторону.

 

Из духа противоречия я возразила, что у меня нет матери, а никто мне ничего подлого не говорит.

 

Отец ответил:

- Это другое.

 

Он ошибся во всём. Мы оказались вовсе не ровесницами, поскольку Квини было девять, когда мой отец женился на Бэт, а мне было шесть. Хотя позже, когда я перепрыгнула через класс, а Квини задержалась в одном классе на два года, мы стали ближе в школе. И я никогда не видела, чтобы кто-то пытался вести себя по отношению к Квини подло. Она была именно тем человеком, с которым все хотели дружить. Ее первую выбрали в бейсбольную команду, хотя она небрежно играла в бейсбол, и первую – в команду спеллинга, хотя в спеллинге она была ужасна. У нас с ней никогда не было драк и перепалок. Ни одной. Она проявляла ко мне много доброты, а я безмерно ею восхищалась. Я боготворила ее темно-золотистые волосы и сонные темные глаза, ее смешливо-добродушную самоуверенность, даже если она не была добра. Но у нее был на удивление милый характер, как для хорошенькой девушки.

 

Как только я проснулась в утро исчезновения Квини, в то утро в начале зимы, я почувствовала, что она исчезла.

 

Было еще темно, между шестью и семью часами. В доме было холодно. Я натянула большой шерстяной коричневый банный халат, который мы делили с Квини. Мы называли его Баффало Биллом, и хватала его первая из нас, утром выскочившая из кровати. Откуда он взялся – загадка.

- Возможно, принадлежал другу Бэт, пока она не вышла за твоего папу, - сказала Квини. – Но ничего ей не говори – она меня убьет.

 

Ее кровать была пуста, в ванной ее тоже не было. Я спустилась по лестнице, не включая свет, не желая разбудить Бэт. Выглянула в окошечко во входной двери. Тяжелая брусчатка, тротуар и примятая трава во дворе – всё блестело от изморози. Снег запоздал. Я включила термостат, и печь заворчала во тьме, изрыгая свой надежный шум. У нас была нефтяная топка, и отец говорил, что по-прежнему просыпается каждое утро в пять часов, думая, что пора спуститься в подвал и разжечь огонь.

 

Отец спал в чем-то вроде чулана возле кухни. У него была железная кровать и колченогий стул, на котором он хранил свою груду старых журналов «National Geographic», почитывал, когда не мог уснуть. Включал и выключал верхний свет с помощью шнурка, прикрепленного к каркасу кровати. Всё это приспособление казалось мне естественным и вполне подходящим для главы семьи, отца. Он спал, как часовой, укрывшись грубым одеялом, овеваемый неприятными запахами паровых установок и табачного дыма. Читал, бодрствовал допоздна, и во сне был начеку.

Но, несмотря на это, не услышал, как ушла Квини. Он сказал, что она должна быть где-то в доме.

- Ты в ванной посмотрела?

 

Я ответила:

- Ее там нет.

 

- Может быть, у матери. Очередной мандраж.

 

Отец называл это мандражом: когда Бэт просыпалась – или не совсем просыпалась – от кошмара. Выходила из комнаты, не в состоянии объяснить, что ее испугало, а Квини должна была провести ее обратно в кровать. Квини извивалась у нее за спиной, издавая успокаивающие звуки, словно щенок лакает молоко, а утром Бэт ничего не помнила.

 

Я включила свет на кухне.

 

- Не хотела ее будить, - сказала я. – Бэт.