Unknown

В августе 1991 года – путч, реставрация власти коммунистов, военное положение, запрет отпусков, увольнений, митингов, собраний. Дочери в это время пять лет – страшно за нее. Узнав о путче, Артем отвез семейству продукты и рванул обратно в Ленинград – не то чтобы хотелось поучаствовать в событиях, но сидеть в деревне было невыносимо. Ночное дежурство в оцеплении у не подчинившейся путчистам ленинградской мэрии. Однокурсники пришли, не сговариваясь; Ленька приехал из Петергофа, по дороге увидев, как в город по железной дороге везут танки – их вообще-то возили туда-сюда постоянно, но на этот раз Ленькино сообщение произвело впечатление гнетущее. В оцеплении не только гражданские, но и дембеля-«афганцы» в белых повязках на головах (чтобы узнавать друг друга), – деловито выгружают из багажников непрерывно подъезжающих и отъезжающих «Жигулей» бутылки с «коктейлем Молотова» – а мы, штатские, просто стоим всю ночь не пришей кобыле хвост, и ждем, остро ощущая свою никчемность. Ожидание танковой атаки. Баррикады из троллейбусов.

Страх, боязнь танков, но еще больше – уверенность в безнадежности сопротивления, понимание того, что все, кто стоит в оцеплении на площади, будут потом вычислены, зарегистрированы, препровождены – впервой, что ли, этой стране, она и не такое перемалывала в своих мясорубках. До слез обидно за дочь – неужели ей жить опять при этих… Все меняется в пять утра, – на балкон выходит мэр города и в громкоговоритель кричит, что путчисты сели в самолет и улетели в сторону Фороса, судя по всему – просить у Горбачева прощения. Сначала в это просто не поверилось – там, в Москве, у Белого Дома, люди победили, встали на пути у танков стеной, и танки остановились, три человека погибли, но мы победили, и этого уже не отнять…

На следующий день Артем отсыпался с девяти утра до полудня, после чего, не приходя в сознание, поплелся на работу. Потом приехала сестра, он ходил с ней по Питеру и показывал остатки баррикад, – и вдруг в какой-то момент стало понятно: свобода!

Через неделю Артем вернулся из Питера в новгородскую деревню, пузырясь от недавних событий и своего в них участия. Они сидели с дядей Гришей во дворе на бревнах, курили «Приму», и говорили о путче и коммунистах. Дядя Гриша был необыкновенно возбужден. Он говорил, описывая красивые восьмерки огоньком сигареты - «Артем, ну что они снова выделываются? Им же власть была дадена! на семьдесят лет власть была дадена! И что?».

И дальше события, как калейдоскоп – развал Союза, запрет компартии, ощущение чего-то очень исторически значительного… и уже потом, через много лет – осознание того, какая грязь всплыла на волне нашего подъема, как бессовестно демагоги и спекулянты оседлали эту волну, вытеснив, а то и ликвидировав настоящих народных лидеров… и они все-таки отняли у нас нашу победу, да так, что сначала мы и не заметили. И оставили нам возможность бессильно наблюдать за безнаказанным, разнузданным расхищением целой страны… И тем не менее – теперь становится все понятнее, что осознание того, что нас всегда – так или иначе – используют, не должно приводить к смещению каких-то внутренних ценностей. Потому что если мы будем думать о том, что нас с нашими убеждениями может использовать тот или другой мерзавец – мы начнем ставить свои убеждения в зависимость от него. А это будет значить, что мерзавцы нас победили уже по-настоящему.

Ваучерная приватизация – красноречивый рыжий политик обещает, что цена одного ваучера, который получит каждый житель страны, будет равняться двум автомобилям «Волга». Шок – за ваучер дают не две Волги, а две водки или одну акцию саморазваливающейся финансовой компании-однодневки… «Красные директора», уже припрятавшие свои партбилеты в дальние ящики столов, за стопку ваучеров выкупают предприятия в собственность. «Залоговые аукционы» только для своих – на них за копейки передаются в частные руки заводы, фабрики, и целые отрасли и территории. Старшее поколение – в панике, их накопленные за всю жизнь сбережения обращаются в ничто, в ворох резаной бумаги. Цены стремительно растут, на месячную пенсию можно купить одну банку сметаны. Спасают все те же «приусадебные участки». По ночам, а иногда и днем, на улицах стрельба, это бандиты делят город. Странно, но именно тогда, во время этого беспредела и бандитизма где-то в глубине все-таки формировались основы новой экономики – те самые, благодаря которым стала возможна «стабильность» двухтысячных.

Рассказ американского ученого, посетившего Россию в начале 90-х. Передаю его так, как я его тогда понял, перевел, и запомнил:

«... Когда я приехал в Москву в первый раз, меня поселили в гостиницу «Академическая». Это была хорошая гостиница, только меня немного удивляло, что в туалете вместо туалетной бумаги висит порезанная газета «Правда». И еще удивляли тараканы. Я был во многих странах, но таких дружелюбных тараканов я не видел нигде. Когда утром я шел к зеркалу бриться, они сразу же выползали на зеркало и смотрели на меня - поэтому бриться мне было сложно. Вообще странная была гостиница, но хорошая.