Unknown

По ее команде его накрывает физическая агония, и его разум ломается. Я наблюдаю, как он безрезультатно борется, пока его тело не сдается, в то время как Лондон упивается его страданиями.

Привлеченная к зеркалу, она смотрит сквозь отражающее стекло, словно может заглянуть прямо мне в глаза. Я вижу огонь, горящий внутри. Ее возбуждение осязаемо, вибрирующая атмосфера в комнате соответствует ее рваному дыханию.

Мои бедра дергаются вперед, а попытке потереться о джинсы, пока я мечтаю о том, чтобы погрузиться глубоко в нее.

Словно прочитав мои мысли, она тянет облегающую юбку вверх и скользит пальцами между бедер, прикасаясь к себе, заставляя меня поддаться вперед. Я встаю и упираюсь предплечьем в верхнюю часть зеркала, чтобы не потерять равновесие, член твердеет и упирается в молнию. Так больно и так чертовски приятно. Моя желание — опасная вещь.

Есть тонкая грань между любовью и одержимостью. И то, и другое доведет вас до крайности. И то, и другое легко заставит вас шагнуть за край. Для меня любовь и безумие это одно и то же. Лондон — мой собственный вид безумия. И я теряюсь в психозе Лондон, становясь ее добровольной жертвой.

Она садится в белое кресло и поворачивается лицом ко мне. Гладкие волосы ниспадают на плечи, золотые глаза смотрят прямо на меня, как нацеленное смертоносное оружие. Ее рубашка расстёгнута, обнажая кружевное белье под ней — она дразнит меня.

Я нетерпеливо касаюсь проволоки, обхватывающей запястье, порочная потребность пульсирует синхронно с манящим ритмом музыки. Пульс гипнотически стучит в венах, словно барабан, проволока становится тугой, сопротивляясь напору крови.

Лондон подзывает меня медленным движением пальца, маня забрать то, что принадлежит мне.

И я подчиняюсь. Беспрекословно.

Я отодвигаю панель в сторону, и ритм стаккато ударяет меня в грудь, вибрирующий рикошет гуляет по комнате. Это похоже на ту ночь, когда я впервые увидел ее после долгой разлуки. Она вошла в клуб в светлом парике и облегающей юбке, и я оказался в огне.

Она соблазнительница. Это всегда было ее величайшим грехом.

Когда я подхожу ближе, Лондон раздвигает колени, так медленно, что это причиняет физическую боль. Я проскальзываю между ее ног, возвышаясь над ней, и с силой хватаю за подбородок, заставляя посмотреть на меня снизу вверх.

Ох, как больно я могу ей сделать…

Она кажется хрупкой в моих руках. Готовой сломаться. Кожа такая мягкая, а кости тонкие. Меня охватывает непреодолимое желание схватить ее, и я уже начинаю сомневаться в своем самоконтроле. Хочется раздавить ее, чтобы удовлетворить эти импульсы… но все же я сдерживаюсь и вместо это целую ее.

Сирень.

На вкус она как сладкий цветок и одновременно порочный грех.

Бушующее во мне насилие затихает. Она — мой рай и ад на земле, и моя больная душа принадлежит ей. Хватает одного убийства, чтобы разбудить демонов. И одного поцелуя, чтобы их успокоить.

Подушечкой большого пальца я скольжу по ее складочкам, наслаждаясь этим интимным моментом между нами.

Хлопок предупреждает нас о том, что наша жертва оказалась на свободе. Очарованный Лондон как мотылек опасным пламенем, я почти забыл, что он здесь.

— Не могу решить, хочу ли я тебя сейчас или позже, — говорю я, скользя рукой по ее шее и сжимая воротник рубашки. Я осторожно стягиваю ее, прежде чем дернуть и снять полностью.

Ее дыхание сбивается, зрачки расширяются от похоти.

- Мы можем сделать это сейчас и позже.

Низкое рычание зарождается глубоко в груди, когда я жестко накрываю губами этот грешный рот. Наш поцелуй - грубые укусы и мягкое слияние губ. Мы берем, отдаем и опустошаем, никогда не в силах утолить эту жажду.

- О Боже… Какого черта? - Мужчина на брезенте прерывает нас, корчась на полу.

Лондон отстраняется.

- Позволь мне разобраться с ним.

Я сжимаю зубы от разочарования. Но после одного горячего взгляда от Лондон ярость утихает. Я никогда не смогу ей ни в чем отказать, особенно в прелюдии. Я меняюсь с ней местами и сажусь на кресло, пока она направляется к пациенту. Беру пульт со столика и выключаю музыку, желая слышать только Лондон.

Ее пациент корчится на полу со связанными за спиной запястьями и плюхается на живот, как умирающая рыба.

- Что, черт возьми, происходит?

Одетая только в юбку и бюстгальтер, Лондон сокращает расстояние между ней и добычей длинными, выразительными шагами, ее высокие внушающие ужас каблуки цокают по полу. Она опускается на колени.

- О тебе все узнали, Дэвид. Твой секрет больше не секрет.

Он переворачивается на бок и наклоняет голову, чтобы посмотреть на нее.

- Доктор Нобл? Господи, о чем вы, черт возьми, говорите? Это безумие.

Она снимает одну из туфель и засовывает ему в рот.

- В этой комнате нет места для лжи, Дэвид, — говорит она умиротворяющим и успокаивающим голосом. - Есть только правда и тиканье маятника. Ты слышишь?

Его глаза стекленеют, и он кивает.

Плавным движением Лондон поднимается на ноги, другим каблучком изящно переворачивает Дэвида на спину, а затем забирается на него сверху, садясь на грудь. Она знойно улыбается мне, прежде чем наклоняется, чтобы что-то прошептать ему на ухо.