Unknown

Там была еще одна девушка.

Я закрываю глаза, просто на мгновение, чтобы сосредоточиться. Воздух в этой части здания суда душный и влажный. Офицер ведет меня к камерам, где под усиленной охраной и наблюдением содержится Грейсон.

– Пожалуйста, оставьте свою сумочку и личные вещи, – приказывает офицер, ставя рядом пластиковый контейнер. – Затем проходите.

Я оставляю вещи и прохожу через металлоискатель. Мне сказали пройти по короткому коридору до последней камеры справа.

Я иду по коридору к Грейсону с теми же чувствами, с какими спускалась по тем ступеням много лет назад. Сердце сжалось. Кровь стучит в ушах.

Мне запрещено заходить к нему, можно лишь разговаривать через решетку. Через то же холодное железо, которым был заполнен подвал отца.

– Тебя сегодня не было.

Я засовываю руки в карманы куртки.

– Нет. – Это ложь. Я стояла у дверей зала суда, прижавшись спиной к стене, слушая, как идет процесс. Но Грейсон уже знает, что я лгунья.

Я втягиваю воздух.

– Ты, правда, боишься умереть?

Уголок его рта приподнимается.

– Разве не все боятся смерти?

– Это не ответ.

– Мы больше не на терапии, док.

Я молчу и жду ответ. У нас заканчивается время, поэтому казалось бы, что напряжение должно зашкаливать. Но нас окружает странное спокойствие.

– Я не боюсь смерти, – наконец говорит он. – Не так, как большинство людей. Я считал, что, как только они убьют меня, моя жизнь, моя цель… все закончится. Завершится. В этом нет ничего страшного. Я почти радовался этому, возможности избавиться от этих кровожадных порывов. – Он хищно и агрессивно следит за мной взглядом. – А потом появилась ты.

– Не понимаю, как я вообще имею к этому какое-то отношение.

Он поднимает голову.

– Ты не можешь бояться потерять то, о существовании чего даже не подозревал. Ты все изменила, Лондон. Теперь я не могу просто перестать – потому что я слишком тебя хочу. Я хочу то, во что мы могли бы превратиться вместе.

– Это бред. Даже если ты выживешь...

– Если?

Я сглатываю.

– Грейсон, мы никогда не будем вместе. Ты серийный убийца, сидящий в тюрьме. Пожизненно. – Мой голос разносится по камере, и истина слов доходит до меня, словно эхо. – Кроме того, как я уже говорила ранее, ты переживаешь перенос. Твои чувства ко мне ненастоящие.

– Потому что я не умею чувствовать.

– Да. Ты манипулятор. Ты манипулируешь эмоциями, и сам в них запутался.

Он спрыгивает с койки.

– Десимпатия⁵, – медленно произносит он. – Я подготовился. Почему ты не упомянула об этом в своей оценке? Если это так чертовски ясно, то почему в заключении об этом не сказано ни слова?

Я издевательски смеюсь.

– Десимпатичные социопаты – это миф. Мечта жен и подружек психопатов во всем мире – способ справиться с реальностью. Убедить себя в том, что мужчины, которых они любят, действительно любят их в ответ.

Черты его лица каменеют.

– Признай, что в моем случае это возможно.

– Ни за что.

Его взгляд становится расчетливым, пока он наблюдает за моим лицом. Читая на нем мысли, которые я не озвучу.

– Тогда что насчет вас, доктор Нобл? Если ты ничего не чувствуешь ко мне, зачем ты здесь?

– Не знаю, – признаю я.

Но это всего лишь еще одна ложь.

Он криво улыбается, и на щеке появляется озорная ямочка.

– А я знаю. Ты пришла узнать, расскажу ли я всему миру о твоем секрете.

Я облизала губы.

– Я устала от этого танца, Грейсон.

Он подходит ближе, кладет руки на решетку.

– Скажи мне правду о том, что произошло, и никто никогда не узнает.

Я чувствую его волнение. Его бледный взгляд светится нетерпением. Он хочет стать свидетелем того, как я заново переживаю прошлое, ощутить мои эмоции.

– Как ты узнала? – спрашивает он.

Я прижимаю руку ко лбу, зажмуриваю глаза, мысленно желая, чтобы боль в голове утихла.

– Я была бы дурой, если бы поверила тебе.

– Но это часть терапии, – говорит он. – Доверие. Пациент и врач. Доверяющие друг другу.

С моих губ срывается слабый смех. Детали незначительны. Я перечисляю их, будто зачитываю список покупок. Стерев из голоса любую эмоцию, от которой он мог бы получить удовольствие.

– Я вошла в подвал, там была девушка, – говорю я. – Она была моего возраста, слишком обезвожена, чтобы плакать, дрожащая, с красными следами от плети, кожа покрылась волдырями и синяками. – Я смотрю на него, воспроизводя воспоминания. – Она была красива. Я пыталась освободить ее, – шепчу я. – Я знала, что поступаю правильно. Но у меня не было ключа. Я не думала позвонить в полицию или побежать к соседям…

– Потому что твой отец был шерифом, – добавляет он.

– Поэтому, и потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. В любом случае, никто бы мне не поверил. Наверное. – Я качаю головой. – Я сама до конца не верила, пока не увидела ее. К тому времени было уже поздно отступать.

Я медленно подхожу к решетке, и вот уже рука Грейсона накрывает мою. Его палец гладит мой. Он касается резинки на запястье.

– Ты знала, что убьешь его.