Мужчина, который угрожал меня наказать, теперь кажется гораздо более послушным. Его руки безвольно свисают по бокам, в одной руке он сжимает обертку презерватива, в другой – нож. Грейсон забирает у него оружие, а затем прижимает к его шее другой клинок – выкидной нож. Тот факт, что Грейсон носит с собой оружие, не должен меня удивлять.
Судя по горячему взгляду Грейсона, он задается вопросом, возбуждает ли это меня. Да. Да, возбуждает.
– Ты что... коп? – Выплевывает мужчина. – Это ловушка.
Грейсон вонзает острие ножа глубже.
– Да ладно, ты умнее этого. Будет ли коп использовать выкидной нож? – Мужчина молчит. – Как дела у нашего друга? – спрашивает меня Грейсон.
Я скольжу взглядом вниз.
– Немного увял. – Его когда-то возбужденный пенис теперь болтается над распахнутой ширинкой. Грейсон украл его власть, его контроль – его мужественность.
– Я не хочу проблем, – заявляет парень.
Прижимаясь к его спине, Грейсон тихо говорит:
– И она тоже. Думаю, проблемы просто сами тебя находят. – Потом, обращаясь ко мне: – Где именно находится яремная вена? Здесь или здесь? – Он перемещает острие лезвия. Или это сонная артерия?
Он подмигивает мне, и я чувствую себя как школьница, на которую обратил внимание первый парень в школе. Так волнующе.
– Все время путаю, – продолжил Грейсон. – Как глубоко резать, чтобы достать до сонной артерии? Придется прорезать сухожилия и мышцы. Звучит грязно. – Он толкает мужчину в плечо. – Давай прогуляемся.
Закрыв глаза, парень умоляет:
– Пожалуйста...
– Не надо. – Грейсон произносит одно слово, чтобы заткнуть его. – Не стоит начинать умолять. Еще слишком рано.
Несколько шагов по переулку спустя Грейсон смотрит на меня с невысказанным вопросом в глазах. Он хочет, чтобы я выбрала место убийства.
Это слишком спонтанно. Сколько раз пациенты говорили мне, что поспешные решения привели к их поимке? Возможно, это еще одно испытание и Грейсон все еще сомневается в моей трансформации...
– Здесь, – говорю я, указывая на затемненный склад.
Грейсон согласно кивает, и я чувствую волну облегчения.
– Дело не в том, что мне не нравится выбранный тобой переулок, – говорит Грейсон нашей жертве. – Это хорошее место. Красивое и уединенное этой темной ночью. Просто я бы выбрал другое.
Находить локации для убийств – это специальность Грейсона. С годами он совершенствовался. Тщательнее выбирал места, где у него будет достаточно времени, чтобы мучить своих жертв. Я поставила Грейсону диагноз: психопатия: садистская симфорофилия. Он испытывает удовлетворение от инсценировки катастроф.
Однако за его расстройством скрывается нечто гораздо большее. Мужчина методичен. Один только его высокий интеллект усложняет его психологический профиль... а добавьте к этому неспособность сопереживать.
Я отвергала такую вероятность в академических кругах и на протяжении всей моей профессиональной карьеры, и все же я не могу отрицать мое собственное желание поверить в невозможное – что преступник-психопат может испытывать чувства к одной женщине.
Не только чувства. Любовь.
Эта всепоглощающая, неуловимая эмоция, вокруг которой вращается мир.
Возможно, я стала такой же сумасшедшей, как те женщины, которые пишут серийным убийцам, сидящим в тюрьме. Полагая, что они особенные – что только они смогли проникнуть через какой-то защитный слой, окружающий их каменное сердце.
Нет, я не настолько сошла с ума. Уже нет. Между мной и Грейсоном существует какая-то уникальная химия, которую нельзя описать общей терминологией или сравнить с любовью. Она не имеет причин. И когда я наблюдаю, как он ведет нашу жертву на заброшенный склад, я признаю, что даже боюсь его.
Среднестатистического психически здорового человека эмоция любви может заставить совершить немыслимое. Тогда на что способен Грейсон?
Он толкает мужчину на цементный пол, затем смотрит на меня. В его глазах горит зловещая искра. Это похоже на прелюдию, предвкушение нарастает, и я чувствую в нем что-то, чего раньше не было.
Он тоже меня боится.
Грейсон заставляет мужчину снять мокрую серую рубашку, и, связав ему стяжками лодыжки и запястья за спиной, обыскивает на предмет других инструментов. Еще один нож засунут в сапог. Моток проволоки в заднем кармане. Тонкий рулон скотча. Заготовку стандартного ключа. Я приподнимаю бровь.
Заклеив ему рот, он медленно приближается ко мне. Стягивает с меня светлый парик, позволяя ему упасть на пол, затем подходит ближе, чтобы провести пальцами по прядям моих родных русых волос.
– А вот и ты, – говорит он. Когда он проводит пальцами по моему плечу и вверх по шее, его дыхание становится затрудненным. – Я никогда не знала, насколько приятным может быть прикосновение.
Я снимаю руку с шеи, взяв обе его ладони в свои. Расстегнув пуговицы на его манжетах, я закатываю рукава его темно-серой рубашки, обнажая шрамы и татуировки, покрывающие его предплечья.
– А вот и ты, – шепчу я.