— Моя бабушка любила повторять, — сообщает Мелани, в последний раз взъерошив мне волосы, — что те, кто вместе играют, вместе и остаются.
Она всю свою жизнь была под защитой. Счастлива. Играя в невинную, весёлую игру, она светится. Они все светятся. Они нелепы и глупы, а я никогда в жизни не хотел быть нелепым и глупым. Я убиваю, шантажирую и обманываю нелепых и глупых.
— Тот, кто покажет лучшее выступление, получит последний брауни!
— А сейчас, сынок, — говорит мне её отец после этого объявления, — если ты умеешь делать какой-нибудь трюк, самое время его продемонстрировать. Эти брауни, скажу тебе, просто бомба.
— Ты первый, папа! — объявляет Мелани.
Мистер Мейерс начинает исполнять русский танец под выкрики:
Твою мать.
Но…
Всё дело в том, как она смотрит на меня – заинтересованно, счастливо улыбаясь. Это возвращает меня туда, где она сейчас. И заставляет начать изучать столовую, чтобы найти, что, чёрт возьми, можно придумать. Я замечаю на столе вазу с маргаритками. Ярко-розовыми – как раз для принцессы.
Схватив нож для стейка и отступив на несколько шагов, я швыряю его мимо них через всю комнату. Срезаю половинку маргаритки и прикалываю лезвием к дальней стене.
Тишина.
— Святой гуакамоле! — вскрикивает её отец.
— Просто невероятный трюк! — восклицает её мама.
Пока я откалываю маргаритку, Мелани приносит мне пирожное, и когда она протягивает шоколадный десерт, я вручаю ей цветок.
— Интересный трюк, — говорит она, разглядывая меня и нюхая цветок. — Тебя этому научили на курсах безопасности?
— А тебя научили ослиному языку на курсах дизайна? — Мне хочется, чтобы она покраснела, и это работает. Она смеётся.
Я действую на принцессу как наркотик, и это взрывает мой мозг, вызывая головокружение.
— Это был классный трюк, — слышу я, как отец Мелани шепчет её матери, но моё внимание поглощает грязный рот стоящей рядом грёбаной принцессы, задыхающейся и возбуждённой, игривой и страстной, полной обещаний того, чего у меня никогда в жизни не было.
Я предлагаю ей немного своего брауни, и она откусывает кусочек. Руки тянутся к её волосам, и когда я поднимаю глаза, то вижу, что её родители смотрят на нас с широкими улыбками на лицах, как будто они взволнованы тем, что их кузнечик наконец нашёл парня.
И именно сейчас я понимаю – вот то, что у меня забрал «Андеграунд».
16
ДОЛГИ
Всё время до отъезда Грейсона из города мы занимались любовью.
Прямо от родителей он последовал за мной до моей квартиры, поднялся на лифте до двери. Я остановилась, собираясь попрощаться. Но Грейсон впился в мой рот, подхватил на руки и отнёс в спальню.
Он швырнул меня на кровать и сорвал одежду, сначала мою, потом свою. Затем навалился на меня, заставив тело задрожать и выбив из груди воздух.
Грейсон прижал меня, сдавив одной рукой плечо, а другой бедро, и стал жёстко трахать. Я закричала и выгнулась, царапая его спину.
— Смотри на меня.
Я попыталась, застонав.
Он скользнул рукой вверх по спине, под водопад моих волос, и, обхватив затылок, приблизил к себе моё лицо.
— Скажи, что тебе это нравится, — приказал он. — Скажи, что тебе это чертовски нравится.
—
Его рот обрушился на меня, и он подарил мне самый лучший в мире поцелуй, самый лучший в мире секс. А затем Грейсон оторвался от моих губ и сбавил темп.
—
Я смотрела на Грейсона, а он смотрел на меня, жадный и сильный, снова и снова погружаясь в меня. Не сдерживаясь. Каждое движение говорило мне, что он нуждался в этом так же сильно, как и я.
Кульминация захватила меня, как шторм. С каждым содроганием, что пронзало меня, другой, более глубокий спазм, пробегал через него, и так продолжалось до тех пор, пока мы оба, задыхаясь, не пришли к финишу. Я крепче обхватила Грейсона бёдрами и руками, прижимая твёрдое, тяжёлое тело к своему и удерживая его немного дольше внутри себя.
Так не хотелось его отпускать. Моё лицо было мокрым от оргазма, но внезапно я почувствовала, что обливаюсь слезами.
Мне страшно, что он заставляет меня чувствовать, и я боюсь реальности моих обстоятельств.
Боюсь из-за того, что должна все эти деньги и что не найду покупателей на «мустанг», и когда через три дня после моего дня рождения истечёт время выплаты, дюжина разъярённых гангстеров постучится в мою дверь, и никто не сможет мне помочь. Никто не сможет их остановить. Даже он.
Я не знаю, как поступить. Я не знаю, что делать. Но никто не заставляет меня чувствовать себя такой эмоционально уязвимой и в то же время такой физически защищённой, как Грейсон, когда меня обнимает.