Вешаю трубку и пытаюсь взять себя в руки, но от разговора с ней кровь так и кипит. Помню тот первый день, когда я увидел её в «Андеграунде», выкрикивающей имя Разрывного. Мелани подпрыгивала, приветствуя другого мужчину, а я просто стоял там, чувствуя себя странным образом уверенным, и тихий голос в голове говорил:
Весь я, или часть меня. И какую бы часть меня принцесса ни захотела, она может её получить.
Я всё прекрасно спланировал.
Осталось ещё два номера из списка… кроме принцессы. Я получу подтверждающие материалы по предпоследнему делу в Денвере, и позабочусь о дерьме этой ночью, пока команда будет следить за тем, чтобы подпольные бои прошли гладко. А потом улечу в Сиэтл как раз к её дню рождения. Я сделаю ей сюрприз. Скажу принцессе, что
Во мне пускают корни первые за эти годы ростки надежды. Я тяжело вздыхаю и переворачиваюсь в постели, пытаясь заснуть, даже когда уже понимаю, что не усну, пока не узнаю, что обе мои девочки целы, невредимы и со мной.
18
АНДЕГРАУНД
«Андеграунд» в точности такой, каким я его помню.
Переполненный.
Шумный.
Вонючий.
Нервничая из-за возможной встречи с какими-нибудь грубыми мужиками, но радуясь тому, что Брук нас ждёт, я тащу Пандору к нашим местам у ринга, и тогда-то её и обнаруживаю.
Мою лучшую подругу. Тёмные волосы собраны в высокий хвост, узкие джинсы, топ на тонких бретельках. Она смотрит на ринг, где два бойца до полного изнеможения работают друг с другом.
— БРУК! — кричу я, подбегая к подруге, и она вскакивает со своего места.
Брук была моей лучшей подругой с тех пор, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы носить половинки разломленного посередине медальона с надписью «лучшие подруги». Естественно, я до сих пор храню свою половинку в маленькой коробочке под кроватью, а половинка Брук упала во время соревнования по бегу, и мы так её и не нашли. Но в этом нет ничего страшного, поскольку сама наша дружба никогда не разрушится. Я никогда и ни с кем не боролась, не любила и не веселилась так, как с моей лучшей подругой, поэтому, естественно, когда мы сейчас обнимаемся после нескольких месяцев разлуки, поднимается визг.
После крепких объятий мы обе отстраняемся, чтобы произвести тщательный осмотр друг друга. Я хочу убедиться, что мистер Разрывной заботится о моей девочке, но, чёрт возьми, Брук выглядит так... нет слов, чтобы описать блеск её глаз, волос и улыбки.
— Посмотри на себя! — воплю я. Чёрт, конечно же, он заботится о ней, и нет слов, как он её боготворит.
— Нет, посмотри на
Когда мы устраиваемся на своих местах, подходит Пит и приветствует нас. Он начинает болтать с Пандорой о своём романе с сестрой Брук, Норой. Я не выношу Нору, поэтому рада, что эта сучка в колледже и далеко отсюда. Пит слишком хорош для неё, и я втайне надеюсь, что он влюбится в какую-нибудь более милую, мягкую и умную девушку и порвёт с ней навсегда. Нора была подружкой одного из самых отвратительных бойцов «Андеграунда» с татуировкой скорпиона на большой жирной голове, и этим всё сказано.
Я сжимаю руку Брук, призывая рассказать обо всём, что с ней случилось с тех пор, как мы не виделись.
— Как там Рейсер? Я увижу его сегодня вечером или будет уже слишком поздно? — требую я.
— Конечно, ты можешь зайти к нам в номер! Он так вырос, Мел. Но скажи мне… — Брук замолкает, и её глаза расширяются, когда мы слышим, как из динамиков вылетает слово
И арена понимает, что время пришло. Разрывной. Ремингтон Тейт. Муж Брук. Бог секса – на случай, если я ещё ни словом о нём не обмолвилась, позвольте просто сказать, мне точно известно, что каждая вагина на этой арене его жаждет.
Бои в «Андеграунде» бывают такими острыми и напряжёнными только когда на ринг выходит он – просто есть в нём что-то. И это передаётся в воздухе: возбуждение, интенсивность, грубая сила и мальчишеская игривость.
— Мои яичники чуть не взорвались, — бормочет Пандора слева от меня.
Стоило Ремингтону «Разрывному» Тейту, одетому в ярко-красный боксёрский халат, выскочить на ринг, Брук тотчас поднимается с места, и я так взволнована из-за того, что нахожусь здесь, вижу это, из-за желания избавиться от собственной неуверенности и этого дурацкого долга, что ничего не могу с собой поделать, и моё тело ничего не может с этим поделать, и мои голосовые связки ничего не могут с этим поделать – поэтому я
— Реммиииии!!! — Мы с Брук уже обе на ногах, и я не могу удержаться, чтобы не обнять её и тут же не шлёпнуть. — Боже, чёртова шлюшка, не могу поверить, что ты проделываешь это каждую ночь! — говорю я, толкая её.
Она тоже толкает меня, крича: