Когда я высвобождаю ногу, он глубоко-глубоко вздыхает и поднимается на ноги, – выше ста восьмидесяти сантиметров красивого лживого мужчины, – затем молча начинает рассовывать вещи, лежащие на кровати, по карманам чёрной куртки. Я смотрю в темноту, наблюдая, как Грейсон натягивает перчатки, у меня такое ощущение, что я только что потеряла невинность, которая уже никогда не будет восстановлена.
— У меня такое чувство, будто мой парень только что умер. И у меня никогда больше не будет Грейсона.
Если уж мой голос полон грусти, то он выглядит просто
— У меня такое чувство, что мой псевдоним только что убил мою девочку. И она никогда не будет смотреть на меня так, как раньше.
Сейчас мы смотрим друг на друга так же, как и раньше. Только обычно мы улыбаемся.
Но на сей раз – нет.
Грейсон осторожно делает шаг вперёд, а я вспоминаю, как он одержим моими глазами, и чувствую странную грусть, когда он обхватывает моё лицо ладонями, словно желая поцеловать, но вместо этого опускает руки.
— Я вернусь. Оставайся здесь со своей подругой до завтра и
Я не знаю, что собирается делать Грейсон, но когда он пересекает комнату, чтобы уйти, меня переполняет калейдоскоп эмоций: ужас, похоть, любовь.
— Грейсон, поклянись мне, что никого не убьёшь! — молю я. — Поклянись, или нам больше не о чем будет говорить. Не о чем.
Пока я жду его ответ на мой импульсивный ультиматум, пульс бешено колотится в висках, в груди, в кончиках пальцев. Грейсон стоит у двери и тихо смеётся, потом достаёт что-то из куртки, вынимает из пистолета магазин, кладёт его на пол и распахивает дверь. Он не дал мне своего слова, но я ему верю.
Не знаю почему, но я ему верю.
Жду, пока Грейсон закроет за собой дверь, а потом срываюсь в страшную истерику.
21
СПИСОК
Эта цель оказалась лёгкой.
Я незаметно проскальзываю в тёмный дом и бужу его, ткнув кончиком своего ЗИГа прямо в висок. Мужчина испуганно вздрагивает, поднимается из постели. Трясясь, как флаг на ветру, открывает сейф и отдаёт деньги.
Вероятно, ему больше никогда не удастся спать спокойно.
Но я больше об этом не думаю. Его имя вычеркнуто, сегодняшние бои прошли хорошо. Победа на ринге досталась Разрывному – и меня это вполне устраивает. Разрывной – это деньги, а в «Андеграунде» всё завязано на деньгах.
Но об этом я тоже не думаю.
Я думаю о своей принцессе. Интересно, она спит? Или хотя бы в половину мучается так же, как я. Сейчас шесть утра, я в больнице, сижу здесь и ненавижу то, что уже заранее всё знаю.
Ненавижу, что уже знаю, какие слова она скажет сегодня, когда я к ней приду.
Что я её не заслуживаю, что я лжец, мошенник, что я не тот мужчина, который ей нужен. И это, на хрен. Пожирает. Меня. Заживо.
Не могу спокойно оставаться на месте. Не могу перестать прокручивать в голове всё это дерьмо.
Я всю ночь просидел в больнице, наблюдая, как отец борется за каждый вздох.
Чувствую, что сам задыхаюсь, в лёгких застревает воздух. Я всегда понимал, какова моя жизнь и чего я хочу. Всё было предельно ясно.
Теперь же мне уже ничего не ясно, кроме того, что не могу представить себе и дня без Мелани. Если она меня отвергнет, я уже знаю, что стану одержимым. Что буду преследовать её. Что не смогу отпустить мою девочку. Я должен быть уверен, что она в безопасности, что Мелани пришла в себя, что она смеётся. Мне придётся увидеть, как к ней прикоснётся кто-то другой. Мужчина, которого она захочет – мужчина, которым не могу быть я. Сердце колотится в груди. И при одной только мысли, что кто-то кроме меня к ней прикоснётся, тело разрывает от бушующей внутри огненной бури.
Но я не буду Аидом, который утащил вместе с собой в ад свою Персефону.
Она не Персефона. Она Мелани Майерс Дин, и я её люблю.
Я выдыхаю и закрываю ладонями лицо, дрожа и пытаясь взять себя в руки.
Я болен, а она единственное лекарство.
Болен из-за неё, болен, как мой отец.
Я поднимаю глаза и вижу, что он почти не шевелится в постели, ровное дыхание еле слышно. Да, это больно. Я ненавидел его всю свою жизнь. Отец отнял у меня всё хорошее. И всё же мне больно, что он слаб и близок к смерти, но до сих пор этот ублюдок упорно скрывает то место, где находится моя мать.
Ярость, бессилие – все эти чувства переполняют грудь. Я только что с помощью информации Тины отработал последний объект. Я тщательно поработал по всем номерам из списка, осталась только одна цель… под номером пять.
— Что со списком? — с тревогой спрашивает Эрик после того, как посовещался с докторами и понял, что у отца осталось всего несколько часов.
— Сейчас еду получить плату, — лгу я, отодвигая стул и поднимаясь.
Но я не буду этого делать. Я верну свою девочку, а потом вернусь сюда и скажу отцу, что ему не удалось. Что ему не удалось сделать меня похожим на него. Окончательно сделать меня эгоистичным и безнравственным.