Unknown

Ее неухоженный, запущенный вид в сочетании с резкими эльфийскими чертами лица придает ей вид женщины Питера Пэна, дикой твари, предоставленной самой себе.

Я долго изучаю ее лицо.

Затуманенные глаза, подведенные к внешним уголкам. Вздернутый нос, усыпанный веснушками. Полные губы и острые зубы.

Она - интересная загадка. Уязвимая и в то же время свирепая. Поврежденная, но упрямая.

Мара не пишет личных постов - никаких длинных, бессвязных рассуждений о своих внутренних переживаниях под селфи в зеркале, никаких туманных подписей, призванных вызвать поток комментариев с просьбой рассказать о ней подробнее.

Она не упоминала о своем испытании в лесу.

Единственные ее последние сообщения - просьбы о предоставлении места в студии.

В Сан-Франциско это постоянная проблема для тех, кто находится во власти переменчивых арендодателей. У меня есть своя частная студия рядом с домом, а также целый квартал студий на Клэй-стрит.

Я подумываю о том, чтобы предложить одну из них Маре Элдрич. Я хочу лично увидеть ее работы. И это сделает наблюдение за ней гораздо более удобным.

Я уже решил, что наши с Марой пути неизбежно пересекутся - мир искусства слишком тесен, чтобы этого избежать.

Я намерен выбрать время и место этой встречи. Я буду контролировать все элементы, расставляя игроков, как фигуры на шахматной доске.

Непохоже, чтобы я так зацикливался на женщине. Большинство людей кажутся мне ужасно скучными. Я никогда не встречал никого столь же умного, как я, или столь же талантливого. Другие люди слабы и эмоциональны - рабы своих импульсов. Постоянно дают обещания, которые не могут выполнить, даже самим себе.

Только я, кажется, могу управлять своей судьбой.

Что хочу, то и происходит. Я делаю это своей хитростью, своей решимостью.

Все остальные - жертвы случая и обстоятельств. Произвольных правил, установленных людьми, умершими сто лет назад. Их собственной жалкой неумелости.

Я делаю то, что хочу. Я получаю то, что хочу. Всегда. Каждый раз.

Если в этом мире и есть бог, то это я. Однако даже Зевс время от времени находит смертных достаточно забавными.

Я хочу снова увидеть Мару, поговорить с ней. Я хочу манипулировать ею и посмотреть, как она отреагирует.

А если я чего-то хочу... значит, это хорошо.

Я вошел в ее комнату позже тем же днем.

Она выгуливает полдюжины собак в парке «Golden Gate», на что обычно уходит несколько часов с учетом процесса подъема и отъезда.

Практически невозможно найти момент, когда никого из ее соседей нет дома, поэтому я и не пытаюсь ждать. В доме так много народу, столько людей приходят и уходят, что я сомневаюсь, что кто-то из них заметит несколько лишних скрипов из комнаты, которая должна быть пустой.

Хорошо еще, что комната Мары находится на самом верхнем этаже. Легко перелезть через решетку соседнего дома, спуститься на ее площадку и открыть хлипкий замок на стеклянной двери.

Чердачное помещение, конечно, не соответствует нормам. Потолок настолько низкий, что я не могу стоять прямо, даже в центре пространства с пиками. Кровать Мары - футоновый матрас на полу, ее одежда сложена в пластиковые ящики из-под молока, потому что у нее нет ни шкафа, ни комода.

Такое тесное, хаотичное пространство обычно вызывает у меня отвращение. Пыльный воздух и стопки потрепанных подержанных книг рядом с кроватью - ни одной книжной полки для них нет - напоминают о бедности.

Любопытство сдерживает мое отвращение. Меня привлекают сотни набросков, наклеенных на покатые стены.

Большинство рисунков - это этюды фигур. У нее хорошее чувство пропорций, и она мастерски указывает направление света. Возможно, потому, что большинство объектов - ее друзья, она уловила сильное чувство индивидуальности в их позах, в выражении их лиц. Высокая чернокожая девушка Джоанна выглядит неловкой, но довольной тем, что ее рисуют. Мальчик с вьющимися кудрями, кажется, сдерживает смех.

Не найдя места, где присесть, я опускаюсь на жалкий матрас Мары. Постель не заправлена, одеяло скомкано.

Я перелистываю несколько ее книг. «Обед нагишом», «Девственницы-самоубийцы», «Жизнь после жизни», «Дурная кровь», «Лужок Черного Лебедя», «Лолита», «Колд Спринг-Харбор», «Зимняя кость», «Цементный сад»...

Рядом с кроватью лежит «Дракула». Я беру ее в руки и вижу, что она исписала все страницы, отмечая отрывки и делая пометки.

Она подчеркнула:

Если даже ей не причинят вреда, ее сердце может не выдержать стольких и многих ужасов, и в дальнейшем она будет страдать - как наяву, от нервов, так и во сне, от сновидений...

Я улыбаюсь про себя.

Бедная маленькая Мара не подвержена кошмарам, что бы она ни притворялась в светлое время суток.

Я беру в руки следующий роман из стопки, «Prometheus Illbound», и позволяю ему раскрыться на изъеденной собаками странице. Здесь она помечена:

Я НЕ ЛЮБЛЮ МУЖЧИН: я люблю то, что их поглощает.

Мне стало смешно. Я уже давно не смеялся.