Unknown

У меня есть свежий холст, натянутый и готовый, прислоненный к стене. Он массивный - восемь футов в высоту, десять футов в длину. Это будет самая большая картина, которую я когда-либо писала.

Интересно, стоит ли мне начать работать над ней? Соня сказала, что моя картина не должна быть законченной, чтобы показать панно... Это было бы более амбициозно.

Может быть, слишком амбициозно. Это может стать чертовой катастрофой.

Я переминаюсь с ноги на ногу, глядя то на свой коллаж, то на чистый холст.

Наконец, я возвращаюсь к мольберту. Начинать что-то новое было бы огромным риском. Я уже практиковалась в технике коллажа - вот чего мне следует придерживаться до сих пор.

В выходные я нервничаю. В любую минуту, когда я не на работе, я лихорадочно тружусь над новым коллажем, стараясь сделать как можно больше до того, как на него придут посмотреть члены жюри.

В понедельник утром я целый час роюсь в шкафу, перебирая одежду, словно это волшебным образом превратит ее во что-то пригодное для носки.

Я не могу решить, надеть ли мне что-то «художественное» или что-то профессиональное. Это глупая дилемма, потому что на самом деле у меня нет ничего профессионального. Большая часть моей одежды - это вещи, купленные на распродаже, и лишь немногие сделаны за последнее десятилетие.

Другая проблема - эти гребаные шрамы на моих руках. Я так зла, что это случилось, когда остальные уже окончательно поблекли. Когда я снова начала выглядеть нормально.

Я выгляжу как сумасшедшая. Я чувствую себя психопаткой после того, как примерила очередную рубашку, а потом сорвала ее и швырнула через всю комнату.

Глубоко вздохнув, я говорю себе, что члены жюри будут смотреть не на меня - они будут смотреть на коллаж. И он им либо понравится, либо нет. Это не в моей власти.

Схватив сумочку, я отправляюсь в студию.

Я продолжаю работать над коллажем, делая вид, что не слышу, как тикают часы на стене. Я слишком нервничаю, чтобы включить музыку, как обычно.

Наконец я слышу шаги в коридоре и негромкий рокот вежливой беседы. Кто-то стучит в мою дверь, легко и официально.

— Входите! — кричу я.

Дверь с треском распахивается, пропуская внутрь шесть человек.

Соня возглавляет группу. Она говорит, — Все, это Мара Элдрич, одна из наших самых перспективных младших художниц! Как вы видите, она усердно работает над новой серией. Мара, это жюри Гильдии художников: Мартин Босс, Ханна Олбрайт, Джон Пекорино, Лесли Ньютон и, конечно же, Коул Блэквелл.

Пока она перечисляет имена, я поворачиваюсь лицом к группе художников, о большинстве из которых я хотя бы слышала раньше. Мой взгляд скользит по пяти лицам и наконец останавливается на человеке, с которым я больше всего хотела встретиться: моем благодетеле, Коуле Блэквелле.

Комната наклоняется с болезненным рывком.

Я вижу лицо, которое впечаталось в мой мозг и никогда не будет забыто.

Лохматые темные волосы. Серебристая кожа. Мягкий, чувственный рот. Глаза чернее ночи.

Это человек, который стоял надо мной.

Тот, кто оставил меня умирать.

Я смотрю на него с открытым ртом, застыв в ужасе.

Кажется, что прошло двадцать минут.

Но, возможно, это было лишь мгновение, потому что Коул плавно говорит, — Приятно наконец-то познакомиться с тобой, Мара. Как ты поживаешь в космосе?

Наступает тишина. Я слышу, как несколько членов комиссии переминаются с ноги на ногу, пока я смотрю на Коула.

Наконец мой голос вырывается, — Хорошо. Хорошо. Спасибо.

Спасибо?

Какого черта?

Почему я его благодарю? Он увидел, как я корчусь на земле, словно умирающее насекомое, и прошел прямо через меня.

Сейчас он смотрит на меня точно так же: лицо холодное, глаза яркие. Уголки красивого рта подрагивают, как будто он хочет улыбнуться. . .

Этот чертов маньяк делает это снова и снова. Он смотрит, как я извиваюсь. И ему это нравится.

Мне хочется закричать во весь голос: — Меня похитили! МУЧИЛИ! ОСТАВИЛИ УМИРАТЬ! ЭТОТ ЧЕЛОВЕК МОГ ЭТО СДЕЛАТЬ! А если и нет, то он точно был там. . .

— Итак, над чем вы сегодня работаете? — говорит Лесли Ньютон. Ее голос высокий и яркий, как будто она пытается сгладить неловкий момент.

Я должна собраться. Они пришли посмотреть на мой коллаж. Все зависит от этого момента. Если я начну кричать как сумасшедшая, то потеряю все.

Я поворачиваюсь к холсту, шатаясь, словно пьяная.

— Что ж, — прохрипела я, делая паузу, чтобы прочистить горло. — Как вы видите, в этой новой серии я экспериментирую с нетрадиционными художественными материалами. Посмотрим, смогу ли я создать эффект роскоши, накладывая и манипулируя альтернативными веществами.

— И откуда у вас эта идея? — спрашивает Мартин Босс. Он высокий, худой и лысый, одет в черную водолазку и очки Бадди Холли. Его голос резкий и вызывающий, как будто он меня в чем-то обвиняет.