— Порез очень глубокий. Доктор Беннетт подойдёт буквально через несколько минут. Он наложит швы так, что вы будете, как новенький. — Медсестра приложила к ране у меня над глазом марлю и попросила подержать, а потом ушла, задвинув штору.
«Картер, пора уходить. Нет ничего унизительного в том, чтобы получить по физиономии футбольным мячом, брошенным одним из твоих учеников». Хорошо хоть единственными свидетелями моего стыда были только медсестра Кэти и доктор, делавший обход. Хотя, думаю, мои ученики никогда не дадут мне об этом забыть...
Послышался быстрый стук в перегородку, потом штору отодвинули и внутрь вошёл самый роскошный в мире мужчина. Высокий, где-то под 190 сантиметров ростом, с густой светлой шевелюрой, в белом халате с табличкой на левом нагрудном кармане, гласившей «Вон Беннетт, врач
». Он просматривал мою карту и...«О, Боже! Нет-нет, только не это! Он же не может быть моим
врачом!»— Картер Пирс? — спросил доктор Беннетт и поднял на меня взгляд. И тут в моих лёгких как-то разом закончился воздух. Глаза почти нереально сияющей синевы встретились с моими и мои щёки моментально залились румянцем. Я ничего не ответил, и доктор Беннетт нахмурился. — Медсестра сказала, что по внешним признакам у вас нет сотрясения. Но, может, вы чувствуете головокружение? Или слабость?
«О, да». Я чувствовал и головокружение, и слабость, только их причиной была совсем не травма головы, а скорее стоящий передо мной мужчина.
— Нет... то есть да, я — Картер, и нет, у меня нет сотрясения, — сказал я, заставив себя в конце концов говорить, но моя речь получилась ещё бессвязнее, чем ожидалось. Опустив глаза вниз, чтобы избежать его пристально-проникающего взгляда, я заметил, что кожа у меня на руках покрылась мурашками. «
Боже, только бы он ничего не заметил! Может, он подумает, что я замёрз?»— Давайте-ка, взглянем, — сказал он, коснувшись моих пальцев, державших марлю, и меня пробила дрожь. — С вами всё в порядке?
Я поднял глаза и его беспокойство заставило моё сердце забиться быстрее:
— А-а, да. Я... я в порядке.
Губы врача дёрнулись, будто он собирался что-то сказать, но вместо этого он снова сконцентрировался на марле, которую убирал от моего лба.
— Ох, какой глубокий порез, — сказал он, и я наклонился к нему немного ближе. Пока его пальцы легонько приподнимали чёлку в месте удара, я сидел, застыв, как статуя, и задержав дыхание. — Как же это случилось?
«Конечно, он должен был это спросить», — подумал я, когда он посмотрел на меня сверху вниз, а я попробовал вспомнить, как говорить связно.