Unknown

Я смотрю на картинку, не прикасаясь к ней. На нем изображена темноволосая девушка, лежащая на стальном столе с закрытыми глазами и явно мертвая. Кожа у нее голубовато-серая, испещренная синяками вокруг челюсти. Шоу был груб, когда развернул ей рот и засунул в него змею.

Я узнаю ее по верхнему этажу многоквартирного дома, где Шоу подвесил ее в своей паутине.

Мне хочется вырвать ему чертову глотку, вспоминая, как он заманил меня туда и поймал в ловушку, вызывая копов, чтобы они поймали меня с телом.

Это была глупая ошибка, которая до сих пор меня унижает. Но я не могу позволить, чтобы на моем лице отразился хоть малейший намек на эти эмоции.

Хоукс внимательно следит за реакцией. Поэтому он дал мне фотографию трупа, а не фотографию девочки, сделанную при ее жизни. Он ищет подсказки на моем лице.

Узнаю ли я ее? Я шокирован этим изображением?

Или, что самое убийственное:

Я человек, рассматривающий свою собственную работу?

Доволен ли я?

Я возбужден?..

Я вежливо говорю Хоуксу:

- Я никогда ее не встречал.

- Она была убита в районе Мишн. Полицейские увидели мужчину, убегающего с места происшествия. Он был высоким и темноволосым.

— Это относится только к половине мужчин в Сан-Франциско.

— Это относится и к тебе.

- И тысячи других.

Офицер забирает фотографию обратно и снова кладет ее в карман, прямо к сердцу.

Он принимает это на свой счет. Для него это не только амбиции.

И он теряет терпение из-за моих препятствий. Медленно и верно.

— Ты недавно травмировался? — он требует.

Я никогда не обращался к врачу, когда вывихнул лодыжку, прыгая с крыши. Возможно, кто-то увидел, как я хромал неделю спустя, когда я обмотал лодыжку тензорной повязкой и глотал пригоршни обезболивающих, пока опухоль не спадала.

— Ничего не приходит в голову, — неопределенно говорю я.

— У тебя плохая память, да? Хоукс усмехается.

- Мне нравится думать о более интересных вещах, чем мелочи моего расписания и время, когда люди покидают вечеринки.

- Что тебе интересно? — спрашивает Хоукс, его челюсть напряжена, а рука все еще лежит на нагрудном кармане куртки.

- Мне любопытно, почему ты разговариваешь со мной, а не с Шоу.

- Думаешь, он напал на Мару? И убил ее соседку по комнате?

— Так говорит Мара.

— Ты ей веришь.

- Она очень проницательна.

Как и этот полицейский. В этом она была права.

Хоукс знает, что здесь что-то не так. Он чувствует связь между нашим странным трио, но не может понять, что они означают.

У него нет доказательств — я не оставил в многоквартирных домах даже отпечатков пальцев. Я уверен, что Шоу был еще осторожнее.

Как бесит необходимость работать в рамках закона. Ваши руки всегда связаны правилами и положениями. Только одна сторона играет честно.

Я вижу напряжение на лице Хоукса. Его бессильный гнев.

Он повидал достаточно преступников, чтобы знать, что я не законопослушный гражданин. Но это верно для большинства богатой элиты этого города. Мы все пренебрегаем правилами ради собственной выгоды. Он не может решить, являюсь ли я очередным богатым придурком или убийцей, которого он ищет.

Я уже убедился, что у Хоукса ничего нет. Никаких улик против меня, ничего, кроме подозрений.

Хоукс вздыхает, пытаясь успокоиться. Готовимся к последнему рывку.

Он наклоняется вперед, его голос низкий и ровный.

- Была ли Эрин проницательна? Предупредила бы она Мару о тебе?

Я фыркаю.

- Никого не нужно предупреждать обо мне. Хорошо известно, что я мудак.

- Вы нажили врагов.

- Всеобщей любовью пользуются только скучные люди.

- Возьмем, к примеру, Карла Дэнверса.

Теперь между нами пропадает холодок, который я должен притворяться, что игнорирую всеми фибрами своего существа.

- ВОЗ? - Я говорю.

- Он был критиком Сирены .

— О, да, — пренебрежительно говорю я.

- Он исчез тринадцать недель назад. Все его вещи до сих пор находятся в его квартире. Никаких сообщений никому.

- Ваша точка зрения?

- Он не был вашим поклонником. Написал о тебе резкую статью на той неделе, когда исчез.

- Люди пишут обо мне каждый день.

— Вы говорили с ним в Оазисе?

Это уловка. Дэнверс был уже мертв в ночь шоу. Его кости находились внутри моей скульптуры и были выставлены на всеобщее обозрение.

Хоукс проверяет, поправлю ли я его, насколько внимательно я следил за исчезновением и насколько хорошо знаю свою временную шкалу.

- Господи, кто знает. В тот вечер я, наверное, разговаривал с пятьюдесятью людьми.

- Но вы не помните , — усмехается Хоукс, его презрительное выражение лица показывает, что именно он думает по этому поводу.

Хватит запутывать. Пришло время Хоуксу нанести ответный удар.

- Это жалко, — усмехаюсь я. - Если это все, что у вас есть… пропавшие искусствоведы, разговоры, которые никто не слышал, и сроки, которые никто не может определить… Полиция Сан-Франциско хватается за соломинку. Мара будет разочарована. Похоже, ты понятия не имеешь, что случилось с ее соседкой по комнате.

Хоукс огрызается: