Unknown

Через некоторое время пришли Данил с Колей. Они привели парня, который надругался надо мной в душевой. Лицо его было неплохо подбито. Свисала слюна. Бокс в уличной драке ему не слишком помог. В спортзале все восторженно вскричали, в такт ударяя в ладоши и создавая атмосферу единства. Мне стала понятна причина удержания меня в спортзале и недомолвок парней, из-за которых я нервничал. Это вызвало некоторое облегчение.

– Привяжите его к груше, – сказал Данил, а после подошел ко мне.

– Зачем? – спросил я с некоторым ужасом и непониманием в голосе, испытывая облегчение и бессознательное желание это облегчение передать.

– Иногда месть – единственный путь к справедливости.

– Мне всегда казалось, что лучшая месть – это безразличие.

– Не очень-то он страдал.

– Это неправильно! – возмутился я.

– Справедливость мы творим сами!

– Нельзя так!

– Кто тебе так по ушам наездил?! – рассердился Данил.

– Так принято в обществе. Та же Библия так говорит!

– Лунтика пересмотрел, что ли? Завязывай! И при чем тут Библия вообще? Мы русские, и у нас как было язычество главной религией, так и осталось. Вся наша жизнь переведена на языческий манер. Масленица, день Ивана Купалы, суеверия, приметы, которых нет в христианстве. Домовой, Леший…

– Ну, все, – усмехнулся Артем, – сейчас начнется…

– У славян, – продолжил Данил, – в основе всего была семья, и власть разделялась по семье, и потому был пантеон богов, где у каждого бога было что-то свое. Библия же рождена там, где была монархия, и потому бог был один. Понимаешь, люди просто распространили представления о власти на сказки, в которые хотелось верить. Палка превращалась в змею, вода – в вино, море расступалось, а еще в наказание нападала саранча… Это все лежит в рамках представлений и мечтаний той культуры и того места, откуда она пришла, где все было написано. Разве есть хоть что-то, выходящее за рамки? Нет! Все очеловечено и использует инструменты культуры только тех лет и только того места. И не нужно забывать, что евреи были порабощены и везде были чужими, оставаясь психологически сломленными, потому вечно придумывали какого-то человека, который бы их спас, потому что сами боялись бороться. Вплоть до двадцатого века они не сражались, и это понятно и оправданно. Их не за что осуждать. Сам вспомни: Самсон, Давид, победивший Голиафа, Иисус и прочие. А что касается Руси, так для нас крещение прошло насильно, и все это прекрасно знают. Оно нужно было, чтобы объединить разрозненную Русь перед наступающим врагом, и произошло это, как ты понимаешь, не потому, что христианство – какая-то сверхправильная религия. Просто речь шла о власти и выживании народа. А вообще любая религия – это лишь устаревшая форма передачи правил жизни, знаний, традиций и поведения. И не более того. Все так долго держится и ценится, потому что эволюционно сложилось, что примитивной форме сознания проще воспринимать мир через что-то ему доступное. Религии стали образцом гуманных взаимоотношений из-за своей легкодоступности и красочности. Век Просвещения был совсем недавно, после чего появился атеизм. Совпадение? Вряд ли. Знаешь, меня вообще пугает общество, которому нужно бояться гнева божьего, чтобы вести себя по-человечески.

– Больше похоже на то, что тебе не нравится Библия, потому что она написана евреями, – сказал я, понимая возможные последствия уличения.

– И по этой причине тоже, – устало ответил Данил. – Мы ведь таким образом отворачиваемся от своего прошлого и обращаемся к чужому. Люди молятся чужому богу, который их не может слышать. Может, поэтому все так плохо в стране. Держимся за счет единиц наших и тех, кто молится своим.

– В смысле? – удивился я. – Религия – это же форма передачи знаний. И тут – боги под боком... Как так?

– Религии и боги не связаны между собой.

– Революционное заявление.

– Религии созданы людьми, чтобы помнить о богах.

– Да хорош уже! – сказал Артем. – Данил сам не знает, во что верит. Просто пытается определиться, вот и мечется туда-сюда. Я уже устал его слушать.

– Это же просто, – воскликнул Данил, – что вам не понятно?!

– Ладно, я все понял, – ответил я, понимая, что разговор ни к чему не ведет.

Избитый парень молчал и смотрел на нас. Данил подошел к нему и ударил в грудь что было сил. Тот скорчился. И тут я вспомнил слова социального педагога о статьях из УК РФ. Наша скученность в спортзале была отягчающим обстоятельством, причем, для всех. Это заставило меня переживать больше прежнего. Люди в группе становятся единым организмом, большим и тупым. Мы легко могли войти в раж и убить парня.

– Данил... – Я подошел к чужаку, висящему на груше, и тихо сказал: – Может, не будем большой группой, хотя бы? Это же отягчающее. Это всех подставляет, если вдруг что-то случится.

– Да брось ты! Что с ним случится? – спросил он и в прыжке ударил его в солнечное сплетение. Парень начал откашливаться, задыхаясь.

– Видишь?! – громко произнес я.

– Он на груше висит. Его очень трудно ударить слишком сильно, потому что он сразу откачнется. И вообще, мы для тебя старались! Мог бы и поблагодарить.