— Он... он не разрешил мне вызвать доктора. Слишком боялся, что при обследовании врачи выяснят что-нибудь не то и моги проведают, где мы. Раньше я никогда не видел могадорцев. Последние события открыли мне глаза. — Пятый горько смеется, будто зол на самого себя. — Какое-то время я даже считал его психом, который меня похитил — а шрамы на лодыжке он сделал мне, пока я спал.
Я пытаюсь представить, каково это — жить такой жизнью, как у Пятого: ни с кем не общаться, кроме старого больного мужчины. Теперь понятно, почему он так неловок в общении с остальными.
— Так продолжалось до тех пор, пока у меня не появился телекинез, вот тогда-то я и начал верить Альберту. Случилось это, когда его болезнь усугубилась. На смертном одре он взял с меня слово, что когда мои Наследия полностью разовьются, я найду вас. А до того времени я буду прятаться.
— И ты сдержал обещание, — говорит Шестая.
— Я сожалею об Альберте, — добавляет Элла.
— Спасибо вам, — говорит Пятый. — Он был хорошим, жаль только, я его почти не слушал. После его смерти путешествовать стало гораздо проще. Я продолжал прятаться на островах, держался подальше от людных мест. Было... м... одиноко, наверное. Дни сливались. В итоге я обрел все свои Наследия и приехал в Америку, надеясь вас разыскать.
— А что случилось с твоим Ларцом? — спрашивает Джон.
— Ах, это, — немного нервно отвечает Пятый, почесывая висок. — Я передвигался в основном по воде. Альберт научил меня отыскивать такие катера, на которых, ну, знаете, не будут задавать много вопросов. А когда я высадился во Флориде, оказалось, что там неожиданно много народу. Одинокий подросток, таскающийся с Ларцом, чтоб его... мне казалось, все вокруг на меня пялятся. Как будто я нарыл сундучок с сокровищами на необитаемом острове или что-то вроде того. Может, это чистая паранойя, но мне казалось, все только и ждут момента, как бы его у меня стырить.
— И куда ты его дел? — не отстает Джон.
— Я подумал, будет не шибко умно держать его при себе. Нашел уединенное местечко в Эверглейдс и схоронил его там. — Пятый оглядывает собравшихся. — Это была плохая идея?
— Свой я закопала по той же причине, — отвечает Шестая. — А когда за ним вернулась, оказалось, кто-то его уже забрал.
— Ох, — цокает Пятый. — Фигово.
— Ну, если твой навык прятать вещи столь же развит, как навык быть незаметным, то твой Ларец, наверняка, на месте, — замечает Восьмой оптимистично.
— Надо забрать его оттуда как можно скорее, — говорит Джон.
Пятый согласно кивает.
— Да, конечно. Я прекрасно помню, где его оставил.
— Ларцы крайне важны, — вдруг выдает отец. Он сжимает пальцами переносицу — движение, которое, как я заметил, означает, что он усиленно пытается что-то вспомнить. — В каждом Ларце есть что-то... не уверен, что конкретно и как оно работает, но когда придёт время, эти вещи помогут вам воссоединиться с Лориен.
Теперь все восхищенно пялятся на отца.
— Откуда вы это знаете? — спрашивает Джон.
— Я... только что вспомнил, — отвечает отец.
Девятый смотрит сначала на меня, потом снова на отца.
— Ну, и?
— Полагаю, настало время для моей истории, — говорит папа, оглядывая выжидающие лица. — Только сразу предупреждаю — в моей памяти остались пробелы. Могадорцы что-то сделали со мной... они пытались выудить все мои знания о вас непосредственно из мозга. Сейчас всё возвращается, но постепенно, кусочками. Но я расскажу всё, что смогу.
— Но как вы вообще об этом узнали? — спрашивает Восьмой. — Мы и сами-то толком не знаем, что у нас в Ларцах.
Папа медлит, разглядывая слушателей.
— Я знаю, поскольку мне об этом рассказал Питтакус Лор.
Глава 17
СЭМ
Воцаряется мертвая тишина.
Джон первым приходит в себя:
— Как это он вам сказал? В смысле?
— Он лично говорил со мной, — отвечает отец.
— Хотите сказать, вы встречались с Питтакусом Лором?! — скептически восклицает Девятый.
— Как это возможно? — спрашивает Марина.
— В вашей мастерской мы нашли скелет с лориенским кулоном... — Джон тяжело сглатывает, прежде чем продолжить: — Это Питтакус?
Отец отводит взгляд.
— Боюсь, что да. Когда он появился, его раны были столь ужасны, что я ничем уже не мог ему помочь.
И тут всех прорывает, вопросы сыплются градом:
— Что он вам рассказал?
— А как он попал на Землю?
— Почему он выбрал именно вас?
— А вы знаете, что Джонни возомнил себя реинкарнацией Питтакуса?
Отец успокаивающе взмахивает руками, как дирижер, призывающий расшумевшийся оркестр к тишине. Кажется, такое внимание его только веселит и одновременно заставляет вспоминать ответы.
— Уж не знаю, почему из всех землян выбрали именно меня, — поясняет отец. — Я был астрономом. Главным образом изучал глубокий космос, в особенности возможность контакта с другими формами жизни. Я верил, что на Земле сохранились свидетельства посещений инопланетян, что, в свою очередь, не особо способствовало моей популярности у менее одаренных воображением коллег.
— Однако вы были правы, — замечает Восьмой. — Лоралит здесь. В Индии мы нашли наскальные рисунки.