Читаем Unknown полностью

Я практически избежала этого. Почти забыла о них всех. Каждого парня, который когда-либо называл меня чудовищем. Я позволила себе надеяться, что у меня есть шанс на нормальную жизнь. На отношения. На брак. Семью. Я могла бы отказаться от слепого парня в свои 40 лет, новое лицо изменило мои представления.

Только посмотрите на Дерека. Даже на Скотта.

Черт! Даже Колби на выпускном подкатывал ко мне!

Кто-то мог бы полюбить меня. Я больше не такая отталкивающая, какой была. Болезненное вмешательство Мэдоу дало мне шанс. Нечто прекрасное.

Это смертный приговор, который захлопывает дверь перед моими еще не рожденными детьми. Естественный отбор побеждает. Я — Чудовище. А кто может его полюбить? Риски слишком высоки.

Возможно, я смогу заставить их избавить меня от этого, от всего этого. Всего, что делает меня женщиной, всего, что заставляет меня жаждать любви, всего, что заставляет меня рыдать прямо сейчас из-за детей, которым не суждено существовать.

Пусто.

Боже, забери все эти чувства,

Позволь мне просто существовать.

Ракушкой,

Лежащей одной на берегу,

Пока жизнь течет вокруг.

Мягкие крошечные пальчики

С детским запахом.

Мечта задерживается.

Пожалуйста, забери меня из нового ада.

Слезы струятся по моему лицу. Я сердито вытираю их. У него нет права заставлять меня плакать. Мой отец — тень из прошлого. Я даже не знала его.

Горячая жидкость течет из носа. Черт. Я зарываюсь с головой в сумочке. Кто-то садится рядом со мной на скамейку и протягивает мне салфетки.

Это Дерек.

— Спасибо, — шепчу я, вырывая из его рук мягкую белую салфетку и вытирая нос. Я пытаюсь вернуть ему пачку.

— Оставь себе. У меня их полный чемодан.

Я хватаю упаковку и снова пытаюсь ее открыть.

— Плохие новости?

— Что-то вроде того. — Я вынимаю чистую салфетку и вытираю лицо.

— Мне жаль.

Кажется, он говорит искренне. Я хочу, чтобы это было искренне, отчаянно нуждаюсь в его искренности.

— Спасибо, что нашел меня.

Он кладет ладонь мне на плечо.

— Я следил за тобой. Я не могу перестать за тобой наблюдать, Бет. — Он гладит мне спину, будто больному ребенку. — Думаю, тот звонок не закончился ничем хорошим.

Я закрываю глаза. Слёзы возвращаются.

— С твоей семьей все в порядке?

Я киваю и тяжело сглатываю.

— Я сдала несколько анализов перед отъездом. Моя мама получила результаты.

Его рука на моей спине останавливается.

— Ты же не больна, правда?

Я качаю головой.

— Ты не умрешь у меня руках?

— Почему тебе не все равно?

— Прости. Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. — Я сижу и смотрю на озеро, пытаюсь взять себя в руки. — У меня не может быть детей.

Высказанное вслух этому парню, делает всё более реальным, заставляя принять судьбу. Я сломлена, не могу прекратить плакать, даже когда Дерек рядом.

— Иди сюда.

Он обхватывает меня двумя руками, укладывает мою голову себе на плечо и крепко держит. Рыдания вырываются на волю. Он шепчет успокаивающую ерунду, напевает мелодию, которую я раньше не слышала, и качает меня туда-сюда. Ни разу не говорит: «Все хорошо». Так можно и запросто влюбиться.

В конце концов, я прихожу в себя. Его плечо совсем мокрое там, где только что было мое лицо. Я немного приподнимаюсь.

— Черт. Я испортила тебе рубашку.

— У меня есть еще четыре точно такие же.

— Твоя паста остынет.

— Люблю холодную пасту.

Я выдавливаю улыбку. Моя нижняя губа дрожит.

— Мне жаль.

Я дотрагиваюсь до мокрого пятна на его груди. Он снова прижимает меня к себе.

— А мне нет.

— Я, должно быть, выгляжу ужасно.

— Я не смотрю.

— Думаю, ты уже можешь меня отпустить.

— Я обязан?

— Нет. — В моем горле начинает першить, будто слёзы снова просятся наружу. — Ничего такого не подумай, но это помогает.

— Хорошо. — Его губы касаются моего лба.

— Дерек?

Сейчас он целует мой висок.

— Я толком тебя не знаю. — Он пользуется мной или просто точно знает, что мне нужно?

Его губы двигаются по моему лицу.

— Уверен, что знаешь.

Я закрываю глаза, не в состоянии дышать.

Его рот находит мой. Он целует меня мягко и нежно и шепчет:

— А это тоже помогает? — Он снова целует меня.

— Я мечтала об этом неделями, с того дня как мы болтали в интернете. — Его губы ласковые и успокаивающие, такие же как его руки.

— Ты вроде как околдовала меня. Я не слишком тороплюсь?

— Кажется, — мои глаза медленно открываются, — я хочу, чтобы меня поторопили.

Он снова начинает меня целовать. Мои губы двигаются грубее, чем его мягкие прикосновения.

— Ты очень красивая, Бет. — Он дышит мне в ухо.

— Не говори этого. Не сегодня. Ты не знаешь, какая я на самом деле.

Он берет моё лицо в свои ладони.

— Ты что, убила кого-то? — Его вопрос заставляет меня улыбнуться.

— Как ты догадался?

— Я знал. — Он закусывает мою нижнюю губу и застывает на ней. — Люблю опасных девушек.

Его поцелуи становятся быстрее, интенсивнее. Я отступаю.

— Это слишком, да? — Он дотрагивается до моего лица, опять целует меня медленно и ласково. — Тебе лучше?

Я кладу свою руку поверх его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза