Unknown

Но это разные мандаты. Болгары нынче выбрали царя премьером не для войны с Турцией за Адрианополь или Грецией за Салоники. А тогда, выбрав Гитлера или кронпринца, германская нация дала бы им императивный мандат на реванш, на новую Мировую войну. А как иначе, если германское оружие непобедимо и на колени пришлось упасть только из-за заговоров, интриг  и предательства инородцев? Только уж после второго урока до немцев дошло и пока еще держится в голове у большинства нации, что попытки были безнадежными..

Я не думаю, что у них были сколько-то серьезные шансы на победу, при любых мыслимых политических и военных ошибках их противников. Те и так сделали все, что можно, чтобы проиграть войну. Но не сумели, слишком неравны потенциалы. В кругах любителей альтернативной истории очень модно пытаться переиграть войну, оккупировать Англию, прорваться через Суэц, деблокировать Паулюса. Все одно не получается. Еще забавней, когда пытаются переиграть Первую Мировую, при этом ключ, как все понимают, лежит  в августе-сентябре 14-го. И вот начинаются попытки избежать ошибок за германских командармов и самого Мольтке. На мой вкус, тоже совсем не получается. Ну вот, фон Клюк обнажил фланг, а вот если бы ... . Ну, не обнажил бы, не облажался бы, взял бы Париж, тогда бы его звали Эрих фон Манштейн. Ведь в 40-м еще и мечта Вильгельма о временной нейтрализации России, которую он пытался обеспечить Бьоркским трактатом, воплотилась в реальность Московского договора 1939-го. А войну немцы все-таки проиграли и в этом случае.

Никак не видится, чтобы Германия получила решающие преимущества, если бы на свете не стало природной нефти. В любом случае, германские заводы по переработке угля оказались бы в радиусе действия союзной авиации, а до главных центров союзников по гидрированию и газификации угля в Северной Америке Люфтваффе, всяко, было добраться не легче, чем в реале до нефтеперерабатывающих заводов Батон Ружа и Хьюстона. И как только союзники умерят негуманные и неэффективные ковровые бомбежки немецких городов и всерьез займутся объектами любой из ключевых оборонных отраслей, не обязательно, но и вполне желательно, объектами производства моторных топлив, война для немцев, как выражался рейхсминистр Шпеер, «технически проиграна».

Я думаю, что комбинировать и придумывать  варианты реализации разных коллизий нашей Реальности в той, другой, можно до бесконечности. Но уже не интересно. Каждый, при желании, может и сам пофантазировать. Мне бы только хотелось чуть-чуть, совсем немножко заглянуть на уровень частных судеб отдельных людей.

Вспомним аналогию с потоком из предыдущей главы. Вот возникает большое возмущение, потом оно рассыпается, порождая флуктуации меньшего масштаба, потом все меньше и меньше, и так до характерных размеров молекулы. А похоже, что-то подобное происходит и с возмущениями Потока Истории. На уровне личной биографии рядового человека встречаются пришедшие сверху импульсы Мировой Судьбы с флуктуациями его личной планиды.

Вот, выхватим из реки Времени судьбу одной русской женщины 1881 года рождения. Вера Николаевна Муромцева, из очень хорошей семьи, дочка профессора Московского Университета, члена Московской городской управы и племянница кадетского председателя Государственной Думы. Учится на курсах и показала большие способности по части химии. До того, что профессор Н.Д. Зелинский берет ее к себе в аспирантуру. И упоминаться бы ее имени в истории русской химии вслед за именем Юлии Лермонтовой, но встретилась двадцатипятилетняя Вера с писателем Иваном Буниным. Красавец, в литературной моде, и, судя по позднейшим его рассказам, большой любитель и знаток по части личной жизни. Ну, влюбилась, дело живое. Он неразведен, но одинок, зовет ее в совместную поездку по Святой Земле. Константинополь, Яффа, Иерусалим, Вифлеем. Дома – можете себе представить! Исчерпав все доводы, папа, как профессор к профессору, обращается к Зелинскому, и тот ставит девушке вопрос ребром: «Бунин или аспирантура!»

Сразу скажу, что она выбрала Бунина. Уехали в медовое путешествие на сонный и тихий Ближний Восток, потом жили в непризнанном обществом браке 16 лет, пока не удалось получить развод от той гречанки. Москва, Одесса, Галлиполи, Париж, Грасс, Нобелевская премия. Много всего было, недавно вышел фильм об одном из особо пикантных эпизодов этой жизни. И вот уже в конце 50-х, после смерти Бунина один из его учеников, советский писатель Валентин Катаев приходит к ней в гости в Париже и после длительного рассматривания фиксирует для своей новой книжки: «Мне кажется, я нашел определение того белого цвета, который доминировал во всем облике Веры Николаевны. Цвет белой мыши с розоватыми глазами».