Могло быть не так? Да на один раз! Окажись у нее тогда уровень тестостерона в крови пониже – быть бы ей доктором химических наук от Зелинского. После революции и гражданской войны стала бы профессором МГУ, продолжала бы работать с главой научной школы, может, это ей, а не Альфреду Платэ он поручил бы исследовать реакции дегидроциклизации парафинов на платине, то, что после войны Владимир Хенсел в Штатах превратил в платформинг. Сталинская премия, эвакуация в Казань. Может, еще и в шестидесятых годах ходила бы по коридорам химфака заслуженной белой мышью, так и не увидев ни бегства от красных из Одессы, ни парижских меблированных комнат, ни особнячка в приморском Грассе, ни немецких солдат на улицах Ниццы.
А могло, конечно, быть и так, что ехать ей, племяннице кадетского лидера, в Воркуту, узнавать, что такое пересылки, премблюдо, «минус десять», реабилитация – или безымянная могилка в мерзлоте. Мало ли что может получиться на пересечении турбулентного потока Большой Истории и тоненькой струйки судьбы маленького человека?
Наверное, надо знать и меру. Даже Шахразада рано или поздно прекращала
Потому, что в нашей Реальности эта возможность и эта судьба очень тесно связаны именно, что с нефтью. Мой отец родился и окончил школу в кубанском Армавире. Хотел он поступать в знаменитый по двадцатым годам московский Электромашинный Институт им. Каган-Шабшая, что-то вроде Физтеха того времени. Но вдруг оказалось, что он, первый пионер и один из самых активных молодых энтузиастов своего городка, не может поступить ни в желанный московский ВУЗ, ни даже в обыденный Кубанский политех. Как выходец из эксплуататорской среды. Потому, что его отец, мой дед, был доктором в этом самом Армавире. Тогда в его романтическую голову пришла авантюрная идея отправиться в Таджикистан, в горный Хорог, сражаться там с басмачами и тем показать любимой Родине и еще более любимой Партии, что он не эксплуататор и не подкулачник, а, наоборот, всей душой.
Маршрут на Памир лежал через город Баку, а там как раз (1930 год) раза в три увеличили набор в Политехнический им. Азизбекова на нефтяные специальности. Нужны были специалисты для пятилеток и по этому поводу власть несколько снизила свою придирчивость к анкетам. Мой отец поступил, днем учился, по ночам работал сменным химиком на заводе имени Вано Стуруа, стал научным сотрудником в АзНИИ нефтяной промышленности, завлабом, в 27 лет замдиректора по науке. Началась война – вступил в партию и пошел на производство, главным инженером завода им. Джапаридзе. Была авария. Виноват – не виноват, но вызвал вельможный гнев Главного Начальника Азербайджана Мир-Джафара Багирова, так что мог и у стенки оказаться. Но замнаркома Рыбак выпросил его у бакинской власти – «Вы, - мол, - тут можете позволить себе ни за что специалистов сажать, а на Урале, во
Оказался мой папа в «Молотовнефти». Туда эвакуировали нефтеперерабатывающий завод из Бердянска, снова собирали в Краснокамске. А мама моя, двадцатилетняя уральская красавица, училась на геолфаке университета и работала в одном из отделов этой самой «Молотовнефти». Заболела ее подруга, секретарша у начальника, попросили Миту ее подменить, большое совещание, сам Байбаков приехал. Вот она вносит бумаги, а замнаркома ее и спрашивает: «Скажите, девушка, как Вас зовут?» – «Маргарита Александровна!» Все так и грохнули – очень уж молоденькая Маргарита Александровна-то!
После совещания к ней подошел один из участников и сказал, что у него есть билеты на сегодняшний футбол, так если ... . Это все было в июле 44-го, а в мае 45-го отец уже встречал маму с кулечком из Краснокамского роддома.
Получается, что я и на свет появился благодаря двум сильно нестандартным феям – Мир-Джафару Багирову и Николаю Байбакову. Ну, и благодаря нефти, конечно, каким еще ветром могло моего отца занести на Урал? А занесло, он и умер на Урале, в нефтяной Уфе, прожив там больше полувека.
Могло это все получиться в Угольном Мире?