Unknown

С тех пор, как прошлой весной простуженный По бежал по мосту под проливным дождём и нашел убежище под сугробом полиэтилена, уютно укрывавшим разноцветные драгоценности и их хозяйку, а в следующие полчаса двое, застигнутые внезапным ливнем, согревались фляжкой с коньячком, ведя необременительную беседу о том о сём, с тех самых пор они непременно здоровались, как люди, хранящие одну необязательную, но хрупкую тайну.

Тем летом По часто ходил этой дорогой и иногда Христофоровна доставала из закромов своей сумки особый знак их личного тайного ордена – жжёнку на коньяке. Вот и сегодня: «Привет, Христофоровна!» – «Здорово болезный!» Она порылась в сумке и протянула ему коньячную жжёнку. По положил монеты и, обменявшись с ней пожеланиями хорошего дня, неторопливо отправился дальше по мосту. Куда бы ни шёл По, он всегда старался выходить сильно заранее, чтобы иметь возможность останавливаться там, где вздумается, и никуда не торопиться. На середине моста он привычно облокотился спиной о перила и запрокинул голову, леденец разливал приятное тепло, он примерил его к вершине одного из четырёх пилонов и обнаружил на просвет в истончившемся сахаре тёмный сгусток величиной с пятидесятикопеечную монету, он расколол остатки и извлёк на свет неожиданную и совсем уж неуместную в леденце раковину аммонита. Теперь, кажется, начинался дождь, несколько крупных капель упали на раковину головоногого моллюска, жившего когда-то с девона по мел, а сейчас свернувшегося на ладони красивым узором для ювелирных изделий. Дождь усиливался, и перед ошеломлённым По из намокшей раковины осторожно показались щупальца, а уже за ними выехали внимательные глаза, щупальца изучающе задвигались по набравшейся на ладони воде. Древний аммонит ожил.

Прошло, наверное, с полчаса, дождь всё лил и лил, а потрясённый метаморфозами и до нитки промокший По не мог оторвать глаз от ладони, на которой шевелилось давно забытое существо, он не заметил, как в преддверии дождя Христофоровна на этот раз успела собрать свой драгоценный сахар и скрыться где-то в недрах метро, он не заметил и велосипедиста, который, поравнявшись с его спиной, окатил его дополнительным градом капель из образовавшихся луж, от неожиданности По неловко дёрнулся, обернулся, аммонит сорвался с ладони, перемахнул через перила и, потонув в шуме дождя, негромко шлёпнулся в реку Москву.

Сезон закончился. Наступила осень.

По ходит по Пречистенке и иногда забредает в маленькое полуподвальное кафе в переулке. В отличие от шумной и солнечной сретенской пивной здесь собираются люди-одиночки. Лунный свет непрерывно течёт сквозь маленькие окна, расположенные в уровень с тротуаром. Здесь никто не шумит и никто никого не знает, хотя заходят в ресторанчик в большинстве своём одни и те же лица. Здесь, как на зимней рыбалке: круглые маленькие лунки-столики рассчитаны на одного и накрыты белоснежными скатертями. Посетители неспешно предаются своим мыслям. Но всё же каждому до утра придётся выйти за порог. С утра до вечера кафе не работает, а работает только с вечера до утра. По допил свой глинтвейн, на выходе раскрыл зонт и вышел в сезон дождей. Четыре часа ночи это самое лучшее время, и у По в запасе целый блаженный час, пока всё не завертится вновь. Из попавшегося по дороге загулявшего ресторанчика вбегают под зонт две девушки и просят провести их до машины, оставленной где-то неподалёку.

Девушки хороши. Необъяснимо, но от них веет ладаном. По не хочет гадать, откуда они и куда, он не переносит этот пеленающий запах и оставляет девушкам зонт. Выходит под утренний дождь и идёт по Пречистенке. Капли бегут за шиворот. Ещё только брезжит рассвет. Теперь ничего лишнего.