Я винила свою мать за множество вещей: испорченное детство, невозможность наслаждаться жирной пищей без чувства отвращения, иррациональный страх перед ящерицами, но большего всего — за всю невысказанную боль восточного крыла.
Если бы она не расковыряла каждую рану, до которой смогла дотянуться тем вечером на кухне, может бать, Леви так не запутался бы.
И я уж молчу об оргазме в душе. С момента самого происшествия, мы на эту тему не разговаривали. Потому что мы всегда так поступаем. Мы целуемся, а потом не говорим об этом.
Максимально ненормально.
Когда Зак и Леви подошли ближе, я прижалась грудью к полотенцу, притворяясь, словно просто загораю, а не прячусь. Леви никогда не видел мой шрам целиком, и если увидит — с ума сойдет.
Дженна мрачно на меня посмотрела.
— Почему это ты стала такой странно напряженной? И чего прижимаешься лицом к полотенцу? Дышать не трудно?
— Просто скажи, когда он уйдет.
Мой голос был приглушен материей и вообще-то, да, дышать было трудновато.
— Что? — Дженна наклонилась ко мне, а затем ее лицо просветлело. — Привет, Леви, — помахала она ему.
Не зови его, о, черт!
— Привет, Дженна. — Пауза. Голос Леви прозвучал прямо над моей спиной и стрингами ярко-розового купальника. — И Пикси.
Я повернула к нему голову, старательно не отрывая грудь от полотенца.
— Привет, Ливс, — вылетело у меня изо рта прежде, чем я смогла себя остановить, и он замер, услышав мое обращение. Мне захотелось дать самой себе пинка.
Зак посмотрел на Дженну и медленно стянул с себя солнцезащитные очки.
— Привет, красотка. Я Зак, — сверкнул он ямочками на щеках. — А ты?..
— Та, кто не собирается с тобой спать, — пошутила Дженна, возвращая ухмылку.
Его улыбка стала шире.
— Отличное представление, — он снова надел очки, но прежде успел изучить мою задницу. — Сара, мне как всегда очень, очень приятно тебя видеть.
— Ты извращенец, — сказала я, хотя на самом деле предпочла бы пройтись голой на глазах у всего города, чем лежать тут и сверкать шрамом перед Леви.
Зак пожал плечами.
— Но ты единственная, кто носит вместо купальника зубную нить... ауч, — он потер живот, на который пришелся удар локтя Леви, и посмотрела на друга. — Расслабься, чувак.
— Пойдем, — сказал Леви, даже не удостоив меня еще одним взглядом.
Зак последовал за ним.
Я медленно выдохнула и поймала взгляд Дженны.
— Что?
— Что с тобой? — она окинула меня взглядом. — Выглядишь так, словно кто-то приклеил к твоей груди полотенце. Ты вся колючая, неловкая, а руки неестественно вывернуты. Да что случилось?
Только Леви ушел, я повернулась на спину и оперлась о локти, как Дженна. Спокойная, рассудительная, собранная.
— Ничего. Я в порядке.
Она сорвала очки и прищурилась, глядя на меня. А затем посмотрела на мою грудь.
— Ты, должно быть, меня разыгрываешь.
— Что? — изобразила я невинность.
— Ты прячешь шрам? От Леви?
Я откинула голову:
— Ты не поймешь.
— Ты прохаживалась тут вся такая гордая и красивая, а как только он появился на горизонте, испугалась, что ему не понравится твой рубец? Позволь напомнить тебе, если парню есть дело до какого-то шрама, то он сущее дерьмо.
— Это не... — я вздохнула, не зная как ей объяснить. — Я не поэтому прячусь. Мой шрам заставляет Леви грустить. А я... не хочу, чтобы он грустил.
О, боже, глаза снова защипало.
Она мрачно на меня посмотрела.
— Ты боишься.
— Что? — повернулась я к ней. — Я не боюсь.
— Конечно, боишься, — кивнула она. — Ты всегда боишься. И поэтому прячешь шрам. И пытаешься сбежать, — пожала она плечами.
— Сбежа... о чем это ты вообще?
Она махнула на меня рукой.
— Ты хочешь уехать в Нью-Йорк. Хочешь переехать в другой штат. Ты хочешь прятать шрам от парня, в которого влюблена. Ты хочешь прятать свои чувства от меня. Ты хочешь притворяться, — она помолчала. — Потому что ты всего боишься.
У меня даже рот открылся.
— Дженна.
— Слушай, — она вздохнула и сняла очки. — Знаю, что в ваших с Леви отношения много неловкости и сам черт ногу сломит, но придется как-то с этим жить. Дерьмо случается, Сара. Если будешь притворяться и дальше, оно отравит все хорошее на твоем пути, черт... Я не знаю, надо двигаться дальше. Исцеляться, — она подождала, пока я не подниму на нее глаза. — Разве ты этого не хочешь?
Мое сердце забилось сильнее.
— Я не хочу об этом говорить. Я уже исцелилась. Я в порядке, — горло внезапно пересохло, и я сглотнула.
— Да неужели?! — воскликнула она. — Если это так, то почему бы тебе не пойти к Леви со своими наглыми сиськами и кричащим шрамом и не поговорить о погоде? — я вытаращилась на нее. — Давай, Сара. Двигайся. Ты же исцелилась, верно?
Я покачала головой и, отказываясь отвечать, распласталась на спине, злая и пристыженная. Просто закрыла глаза, подставляя лицо горячему июльскому солнцу.
Несколько секунд она молчала, а затем я услышала как она тоже легла на спину и тихо сказала:
— Я хочу помочь тебе исцелиться, Сара. Но сначала ты должна мне открыться, — она поколебалась. — Пожалуйста, впусти меня.