Как хорошо, что Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю, куда ехать, и мы молча смотрим на дорогу. Я рада, что мы не разговариваем. Это бы отвлекало меня от ощущений, что дарит его рука на моей ноге – основание его ладони лежит на бедре, а пальцы гуляют по самой нежной и чувствительной внутренней стороне. Такое чувство, словно он бросил свой якорь, и я замерла.
– Ты в порядке, Имбирная Печенька?
Мне нравится, когда он так меня называет, словно только у него есть на это право.
Я киваю.
– Все хорошо, только…
– Переживаешь кризис четверти жизни? – он улыбается, но не насмешливо. Видимо, я выгляжу такой же отчаянно желающей отвлечься, как и чувствую себя.
– Ага.
– Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало… – он убирает от меня руку, чтобы провести ею по своему лицу, оставляя на коже моего бедра призрачный след от каждого пальца. Но когда рука возвращается на место, я снова могу дышать. – Я не хочу, чтобы это звучало снисходительно. Помню, как и сам бесился, когда мне было чуть за двадцать, и хотел, чтобы все было понятней.
Я киваю, боясь заговорить, ведь тогда мой голос выдаст все мои эмоции.
– Как раз в это время папа и Колт уговорили меня принять участие в велопробеге.
– Ты рад, что послушал их?
Он молча кивает, и я указываю на поворот направо, вдоль по Eads Avenue. Мы находим место перед моим домом, и он заглушает двигатель.
– Ага, – глядя на меня, говорит он и протягивает мне ключи. – Я рад. Но жизнь всегда сложная штука. С возрастом просто смотришь на все по-другому.
Он идет за мной до лифта по коридору, приподнимая брови, но ничего не говоря. Держит руки глубоко в карманах джинсов, бейсболка низко натянута на глаза.
– Ты сильно пьяная?
Я пожимаю плечами.
– Достаточно.
Я вижу, что ему не нравится мой ответ, но он по-прежнему молчит, заходит со мной в лифт и наблюдает, когда я нажимаю кнопку четвертого этажа.
– То, что мы идем ко мне – это ничего не значит, – говорю я. – Мы могли бы поехать к Оливеру, сюда просто ближе.
Он игнорирует мои слова.
– Ты же живешь одна, да?
– Да.
– Тебе понравилось, чем мы с тобой тогда занимались?
– Когда именно? – я прислоняюсь к стене лифта и могу поклясться, что чувствую тепло его тела даже на расстоянии. – С веревкой или без?
Облизывая губы, он улыбается.
– Оба раза. Но я спрашиваю про веревку.
– А почему спрашиваешь?
Двери лифта открываются, и он пропускает меня первой. Стоя сзади, он начинает объяснять.
– Давно не делал этого с девушками, – я хотела было ответить, меня просто распирало от любопытства и от желания, чтобы он
– Боже мой, Финн, – я останавливаюсь около двери и поворачиваюсь к нему. – У нас просто интрижка, верно? Тут нечего понимать.
Я хотела произнести это весело и легкомысленно, но вместо этого мой пьяный голос звучит медленно и невнятно. Он хмурится, забирает у меня ключи и открывает дверь ко мне в квартиру.
Войдя внутрь, Финн кладет ключи на столик у двери и оглядывается. У меня двухкомнатная комнатная квартира с большим балконом и видом на городские кварталы и океан.
– Ого, – тихо говорит он. – Неплохая инвестиция.
Я смеюсь и подталкиваю его сзади в плечо, чтобы он проходил в гостиную.
– Можно, я кое-что у тебя спрошу, и прости, если буду выглядеть полным мудаком, – предупреждает он, оглядываясь через плечо.
– Только
С легкой ухмылкой он спрашивает:
– Скажи, каково это – расти и не задумываться о деньгах?
Я улыбаюсь Финну и позволяю ему самому осмыслить только что сказанное. Потому что… он серьезно?
– А почему ты думаешь, у нас всегда было много денег?
Пробежавшись взглядом по квартире, он выразительно смотрит на меня.
– Когда мама только начинала работать на телевидении, я помню, как родители едва сводили концы с концами, – говорю я ему. – Она много работала, а папа снимал малобюджетные фильмы практически на заднем дворе у своих друзей. Нам стало полегче, когда я перешла в старшие классы, – глядя на него, я пожимаю плечами. – Когда папа получил свой первый Оскар, стало лучше, но разбогатели мы, только когда я уже училась в колледже.
Он кивает, и повисает немая пауза, но затем он нарушает молчание:
– Я хочу воспользоваться твоим туалетом, – он выглядывает в коридор, потом осматривает меня с головы до пят. – А ты, пожалуйста, выпей большой стакан воды, съешь кусочек тоста и выпей пару таблеток ибупрофена или еще чего-нибудь. Я не собираюсь трахать тебя, пока ты не придешь в себя.
Не дождавшись моей реакции на свой властный тон, он разворачивается, идет по коридору, заглядывает в ванную и с тихим щелчком закрывает дверь. Это хорошая мысль, и не потому что Финн мне так сказал, я и сама хочу немного успокоиться, поэтому иду на кухню в поисках воды, еды и ибупрофена.
Я слышу, как открывается дверь ванной, и он кричит:
– А где ты хранишь спортивные принадлежности или всякую хрень для серфинга?
– Мои что? – с набитым ртом спрашиваю я.
– Я не про доску спрашиваю, – я слышу, как он шарит по шкафам в прихожей и бормочет: – А, все, нашел.