Unknown

Харлоу возвращается через десять минут, снова одетая в халат, мокрые волосы распущены, а на лице ни грамма маски. Я замираю, мне кажется, что я забыл, как дышать, глотать и моргать. Она выглядит бесподобно.

– Ты трогал мое белье? – подойдя к чемодану, спрашивает она.

С усилием я закрываю рот, вдыхаю, сглатываю и, таким образом, могу говорить:

– Конечно. Еще потер его о свою потную грудь.

Она фыркает и окидывает меня убийственным взглядом.

– Не заигрывай со мной. Я зла на тебя.

Моя улыбка тут же исчезает.

– Я знаю.

Достав из чемодана щетку, она начинает расчесывать волосы, глядя на меня.

– Знаешь, как тяжело на тебя злиться, когда ты тут сидишь и вот так выглядишь.

– Вот так – это хорошо? – я оглядываю себя: на мне выцветшая футболка, потертые джинсы и любимые старые красные кеды. По мне, так я одет просто, но то, как она на меня смотрит, заставляет чувствовать себя особенным, словно на мне смокинг. И от этого я немного расслабляюсь.

– Тебе так легче? – тихо спрашивает она и добавляет: – Видеть меня в дорогом ресторане или в шикарном номере с маской на лице, нежели на своей лодке?

Я напрягаюсь снова.

– Харлоу, я злился на тебя. Поэтому и вел себя, как мудак.

– Знаю, и я тебя уже простила. Если кто-то из близких извиняется, мне этого достаточно.

– А я не такой, – сознаюсь я. – Ты уже ушла, когда я тебя простил.

Она втягивает в рот нижнюю губу и начинает ее посасывать, широко раскрыв глаза и выглядя очень ранимой. Она даже не подозревает, что смотрит на меня так, от чего мне хочется вскрыть грудную клетку, и пусть она увидит, как быстро бьется мое сердце.

Я наклоняюсь вперед, осматривая комнату.

– Ты знаешь, та ночь в Вегасе была первой, когда я ночевал в отеле.

Она замирает, задерживая дыхание.

– Даже во время «Разъезжай и Сооружай»?

– Да. Многие так делали, но мы ночевали либо у знакомых, либо в палатках.

– Ого… это …

– Вот такая у меня жизнь. Я проучился два года в колледже, а все остальное время я жил здесь. И вчера я был настоящим мудаком, когда сказал, что ты не вписываешься, ведь это не означало, что я не хочу видеть тебя тут. Это просто означало, что моя жизнь именно такая. Она отличается от твоей.

Она кладет щетку и облокачивается спиной к столу.

– Я не хожу в бар каждый четверг и не покупаю кофе в Старбаксе каждое утро. – продолжаю я. – Не уезжаю в отпуск и не звоню друзьям-продюсерам с просьбой одолжить мне кучу денег на ремонт лодки.

– Похоже, скоро ты сможешь это делать, – отвечает она. – Когда твоя жизнь кардинально изменится.

– Я знаю, – поставив локти на колени, говорю я. – Именно это я и хочу сказать.

– И тебя это пугает?

Я смеюсь, уставившись на ковер.

– Думаю, что не боюсь. Но для меня это неизведанная территория, надо к этому привыкнуть.

– Ты не должен в одиночку проходить через все это. Я знаю, что все испортила, влезая в твои дела с Сэлом, но ты мне доверяешь?

Я поднимаю на нее взгляд и киваю.

– Доверяю, – смягчившись, она смотрит на меня, и я повторяю: – Полностью доверяю.

– Вот и славно. Тогда сейчас я оденусь, и ты меня отведешь в бар для лесорубов.

Мое сердце замирает и снова возвращается к жизни, когда я выпрямляюсь на стуле.

– Мы вот так просто помирились?

Она кивает.

– Да, так просто, – сглотнув, она добавляет: – Я люблю тебя. Нам не нужно начинать все сначала. Я напортачила, ты тоже. Уверена, в будущем у нас еще много разных ссор.

Она вытаскивает из чемодана джинсы, свитер и белье и разворачивается, чтобы пойти в ванную переодеться. Я и сам не заметил, как поднялся и пересек комнату.

– Не одевайся.

Остановившись на полпути, Харлоу облокачивается о стену. Я медленно подхожу к ней, и последние несколько шагов тянутся почти вечность. Я вижу, как на ее горле бьется пульс.

– Финн, – она запрокидывает голову, наблюдая за мной, когда я подхожу ближе и останавливаясь буквально в паре дюймов от нее.

– Ты любишь меня? – я протягиваю руку к поясу ее халата.

– Конечно, люблю, идиот, – она облизывается и снова прикусывает нижнюю губу, потому что она чертовски знает, что от этого я становлюсь твердым. – Я тебе это уже говорила. Думаешь, это пройдет за несколько дней, как временная татушка?

Смеясь, я наклоняюсь, чтобы отодвинуть полу халата и поцеловать ее ключицу. Она пахнет шампунем и легким ароматом, который я не смогу забыть и через миллион лет: как жимолость и нагретый солнцем камень, как Харлоу, как моя.

Я развязываю пояс и раскрываю ее халат, застонав от вида ее голой кожи, золотистой и гладкой.

Ее глаза закрываются, и она хрипло стонет, когда я провожу рукой от бедра до груди и обратно, притягивая ее к себе.

– Прости меня, – говорю я, чувствуя тепло кожи ее шеи. – Я так рад, что мы не начинаем все заново, но я все равно хочу тебе это сказать. Прости, что я молча уехал из города. Прости, что вчера не поговорил с тобой. И я просто чертовски сожалею, что не позвонил тебе узнать, не забеременели мы.

Она немного отталкивает меня, чтобы видеть мое лицо.

– «Мы»?

– Блять, Харлоу. Ты бы не осталась одна.

Смеясь, она согласно кивает.

– И ты меня прости.

– Малышка, это были самые жалкие гребанные две недели.