Бауэрс был тем типом, которого американская политическая система уже выкашивала и будет выкашивать снова. Его успех в распространении нативизма и антикатолицизма вглубь реформаторского движения ослабил шансы на создание широкого альянса. Бауэрс использовал резервуар недоверия к католикам и иммигрантам, взращенный спорами о государственных и церковно-приходских школах, угрозой дешевой рабочей силы и зачастую откровенно реакционными и антидемократическими настроениями католической иерархии.37
Когда Бауэрс переходил к ксенофобии, он умело рассказывал истории происхождения, основанные на обыденных институтах американской жизни: школах, политических партиях и братских организациях вроде масонов. Бауэрс плел личную историю, которую выдавал за национальную. Его опыт был похож на посягательство на все, что коренные американцы-протестанты ценили в своей стране: ее возможности, свободу от старых иерархий и автократии Европы, а также способность избирателей объединяться для осуществления перемен. Он считал, что в детстве ему мешала могущественная, заговорщическая и мстительная католическая церковь. Он вызывал воспоминания, чтобы подтвердить то, чего никогда не было, - нередкая черта в мемуарах. Чувствуя недостаток формального образования, Бауэрс утверждал, что в детстве в Балтиморе католическая церковь отказала ему в образовании, заставив закрыть государственные школы. Мать Бауэрса отдала его на домашнее обучение, но это произошло не потому, что государственные школы закрылись. На самом деле они расширялись.38
К 1893 году в АПА состояло более миллиона членов. Она была парадоксально нативистской, подчеркивая англосаксонские протестантские корни страны, но при этом не выступая против всех иммигрантов. Особенно сильна она была среди британских и канадских иммигрантов, которые привезли в США свои связи с антикатолическим Оранжевым орденом. Газеты АПА печатали поддельные папские энциклики, призывающие к восстанию католиков, и кормили своих приверженцев привычными историями о монахинях, заключенных в монастырях, но ораторы АПА были способны добавить новые технологии к старым заговорам. Они утверждали, что существует секретный кабель для передачи сообщений между Белым домом и архиепископом Балтимора Гиббонсом.39
Подобные истории привлекали легковерных, но католическая церковь предоставляла немало боеприпасов для АПА. Усилия церкви и католических политиков по подрыву государственных школ были вполне реальными, как обнаружила Флоренс Келли в Чикаго. Несмотря на закон штата об обязательном образовании, в 1892 году в девятнадцатом округе Чикаго было 2 957 мест для 6 976 школьников. Келли возглавила кампанию по строительству новых школ, за которую боролся олдермен Джон Пауэрс, ирландский католик, выступавший против государственного образования и стремившийся к развитию церковно-приходских школ. Пауэрс заблокировал первую попытку Келли, но в 1893 году новая школа была построена.40
Расколы, открывшиеся в Клинтоне, штат Айова, и реакция Бауэрса на них были симптомами проблем реформы. Когда евангелисты выступали за воздержание, женское избирательное право, социальную чистоту и образование на английском языке, они усиливали этнокультурные политические разногласия, которые реформаторам необходимо было преодолеть, чтобы создать альянс большинства. И все же евангелисты не могли отказаться от этих мер; они, как подчеркивал Джозайя Стронг, были ядром их попытки искупить и реформировать Америку.
В последние десятилетия конца XIX века ни один евангелический реформатор и интеллектуал, за исключением, пожалуй, Фрэнсиса Уилларда, не выделялся больше, чем Джосайя Стронг. В отличие от Генри Джорджа, он взял на себя идеологическую задачу превратить широко распространенное недовольство в последовательную политическую программу. Книга Стронга "Наша страна, ее возможное будущее и ее нынешний кризис" вышла в 1885 году, как раз накануне Великих потрясений. Стронг видел, как рука Божья действует в американском обществе, что не было чем-то необычным, но Бог наложил свою руку на новые места. В "Боевом гимне Республики" Бог маршировал с армиями Союза по Югу, но в "Нашей стране" почти не упоминается рабство, а его отмена рассматривается лишь как признак прогресса человечества, хотя он писал в то время, когда разделение между черными и белыми углублялось и закреплялось в виде "Джима Кроу", социального разделения черных и белых людей по закону. Книга "Наша страна" продемонстрировала переход американского разговора о расе от продвижения чернокожих к размышлениям о расовой судьбе англосаксов и угрозе ей.41