Untitled

Карнеги ввел правила работы, которые лишали его сотрудников практически всего досуга; затем он построил библиотеку и читал им лекции о том, как проводить время, которого у них не было. Он владел их днями, но объявил то скудное время, которое оставалось у них между работой и сном или всплесками безработицы, "ключом к... прогрессу во всех добродетелях". В совете библиотеки преобладали сотрудники Mill, а профессиональные работники соглашались с тем, что "библиотека имеет право контролировать характер чтения, она имеет право направлять читателя к нужной информации". Рабочие предсказуемо презирали Карнеги, а когда он построил библиотеку в Хоумстеде, они презирали и его. Как сказал один из них, "условия на фабрике, сверхурочная работа и тот факт, что люди не читают", привели к тому, что они не стали пользоваться библиотекой, когда она открыла свои филиалы на фабриках. Профсоюзные стеклодувы высмеивали заявление Карнеги о том, что библиотека "бесплатна для народа". Налоги должны были поддерживать то, что рабочие считали памятником самому Карнеги. Она, как и "Пинкертоны", была "вызовом мужественности свободных американских рабочих".49

III

Карнеги и его рабочие вели понятную всем битву за контроль над производством. Это была важная битва, которую в условиях жестокой конкуренции все они боялись проиграть. В 1880-х годах Рыцари труда провозгласили своей целью свержение системы оплаты труда. Они были во многом потомками старого республиканизма, который апеллировал к независимой мужественности, гражданственности и рабочему как производителю, но идеи производственников приводили в лучшем случае к постоянным арьергардным действиям в защиту зачастую заумных правил работы, а в худшем - к поражению. Рыцарям не удалось разрешить головоломку, которую старый реформатор Лайман Эбботт обрисовал в 1879 году: "В политическом отношении Америка - демократия, а в промышленном - аристократия". Рабочий может принимать политические законы, но "он подчиняется промышленным законам. У избирательной урны он - король; на фабрике он - слуга, а иногда и раб". В этом заключалась суть так называемого рабочего вопроса: как примирить демократические обещания нации с глубоко недемократической организацией промышленности. Американских левых всегда преследовала возможность того, что достижение демократических прав до начала индустриализации ослабило борьбу за промышленные права и власть. Демократия, утверждали более поздние аналитики, фактически сделала американскому капитализму прививку от сильных партий рабочего класса, подобных тем, что возникли в Европе и которые отстаивали как промышленные, так и политические права.50

Однако повелители фабрик неуверенно сидели на своих тронах. Подобно либеральным интеллектуалам Эдварду Аткинсону и Дэвиду Уэллсу, Карнеги и Фрик считали, что рабочее движение побеждает, а способность профсоюзов поддерживать заработную плату и контролировать труд ставит под угрозу капитализм, который они приравнивали к прогрессу. Но если рабочее движение и побеждало, то для рабочих это не выглядело так. Реальная зарплата квалифицированных рабочих могла расти из-за дефляции, но многие квалифицированные рабочие места исчезали, заменяясь неквалифицированным и полуквалифицированным трудом. Американские рабочие трудились подолгу, когда были заняты, и страдали от спорадических увольнений, которые истощали их ресурсы. Неквалифицированные рабочие часто жили в крайней нищете. Для многих рабочих-иммигрантов американская промышленность была лучше, чем условия, в которых они жили; для других она стала мотивом для возвращения на родину. В каждой отрасли механизация подрывала контроль над рабочими, а работодатели атаковали их профсоюзы.