Untitled

Мори Клейн, "Юнион Пасифик" (Гарден-Сити, Нью-Йорк: Даблдей, 1987), 314; Уайт, "На железной дороге", 47-48, 165-67.

69

Дэвид Малдвин Эллис, "Конфискация железнодорожных земельных грантов, 1867-1894", Историческое обозрение долины Миссисипи 33, № 1 (1946): 27-60; Leslie E. Decker, Railroads, Lands, and Politics: The Taxation of the Railroad Land Grants, 1864-1897 (Providence, RI: Brown University Press, 1964), 52-55, 60, 70-116; Platt v. Union Pacific R. Co., 99 US 48, 25 L. Ed. 424 (1879); White, Railroaded, 130.

4.

Главная

В самом простом виде Большая Реконструкция сводилась к Спрингфилду, штат Иллинойс. Это место было настолько близко к тому шаблону, который Север планировал использовать для переделки Юга, а также Запада. Спрингфилд и окружающие его фермы были миром Линкольна. Идеологически это был Север свободного труда и свободы контрактов, где было мало богатых и мало бедных. Хотя он был насыщен иммигрантами, в культурном отношении он был протестантским, особенно евангелическим протестантским. Наемный труд был возможным и даже вероятным этапом жизни, но ожидалось, что это будет остановка на пути к независимости, а не постоянное состояние. Больше всего это был мир домов, со всем тем, что подразумевало это слово в Америке конца XIX века.

Понятие "дом" было настолько распространенным, что легко отмахнуться от него как от клише и не заметить его особого резонанса в этот исторический момент. В "Хижине дяди Тома" Гарриет Бичер-Стоу объединила дом, религию, мораль, безопасность и свободу. Когда Джордж бежит из рабства и воссоединяется со своей женой и ребенком в доме квакеров-аболиционистов, Стоу пишет

Это действительно был дом - дом - слово, которому Джордж еще не знал значения; и вера в Бога и доверие к Его провидению стали окружать его сердце, как золотое облако защиты и уверенности, и темные, мизантропические, тоскливые, атеистические сомнения и яростное отчаяние растаяли перед светом живого Евангелия, дышащего в живых лицах, проповедуемого тысячей бессознательных действий любви и доброй воли. . . d

Дом, в самом полном смысле этого слова, связан с другими понятиями - мужественностью и женственностью, - которые сформировались вокруг него, а также с другим понятием, которое к концу века вышло из обихода: компетенция или компетентность. Дом вместе с этими понятиями-спутниками обеспечивал рамки, в которых простые американцы XIX века понимали свою

1. Гарриет Бичер-Стоу, "Хижина дяди Тома" (Лондон: Джон Касселл, Ладгейт Хилл, 1852), 120.

жизни, экономики и национальных целей Реконструкции на Юге и Западе.

Дом и компетентность связаны с мужественностью и женственностью, потому что мужчина должен был достичь компетентности, чтобы поддерживать и защищать жену и мать, которые будут воспроизводить и воспитывать будущих граждан. По словам беглой рабыни, реформатора и школьной учительницы Гарриет Джейкобс, "женолюбивая жена" и "материнское достоинство" были таким же признаком дома, как и мужчина, чей труд поддерживал его.1

Производство домов было конечным обоснованием экономики, самой нации, а также государственной политики и активного правительства, которые исповедовали республиканцы. В конечном счете, республика опиралась на дома; создание домов размывало границы между государственным и частным, производством и воспроизводством, так что они перетекали друг в друга. Закон об усадьбе подчеркивал связь между созданием домов и экономическим развитием, но также и тариф, который республиканцы пропагандировали как обеспечение высокой заработной платы, что позволяло рабочим создавать и содержать дома. Американцы считали, что невозможно иметь слишком много домов.

В социальных конфликтах, в которых бывшие конфедераты выступали против вольноотпущенников, рабочие против работодателей, белые против индейцев, иммигранты против коренных жителей, а иногда и женщины против мужчин, американцы обращались к дому. Дом стал самой ценной идеологической площадкой. Те, кто овладевал им, становились культурной крепостью.

Идея дома одновременно стимулировала и ограничивала стремление личности. Успешная экономика порождала независимых мужчин, которые защищали дома и семьи, воспроизводящие республиканских граждан. Но слишком сильное стремление превращалось в беспокойство или жадность, что угрожало не только дому семьи, но и домам других семей и связанным с ними культурным ценностям мужественности, независимости и гражданственности. Богатство должно было распределяться так, чтобы обеспечить максимальное количество домов.