Untitled.FR11

Уверен: в СКВП Вторник был счастлив. Он просто с ума сходит от радости каждый раз, когда мы приезжаем туда в гости. Это случается нечасто, потому что от моей манхэттенской квартиры до центра в Доббз Ферри, штат Нью-Йорк. нужно добираться три часа на общественном транспорте, а это психологически тяжело. Но стоит нам сесть в поезд на Большом Центральном вокзале. Вторник уже знает, куда мы едем. Изменяется осанка, а хвост виляет так бешено, что аж ляжки вразлет. Пес послушно сидит возле меня, потому что знает: в замкнутом пространстве только он помогает мне оставаться спокойным, — но как только мы сходим на станции “Доббз Ферри», ретривер начинает натягивать поводок. Частенько я даже два-три раза останавливаюсь посреди платформы и командую «рядом!». На мгновение он подчиняется, но потом снова несется вперед. Это на Вторника совсем непохоже. Он знает: мне нужно, чтобы он был рядом, поэтому никогда не тянет меня вверх

Я сам был таким. Вернулся после двух сроков в Ираке, чужой для всех. Я порвал связи с родными. Перестал общаться с товарищами по оружию, уехал за тридцать миль, поселился в трейлере, отгороженном забором, вместо того чтобы быть рядом, «в одном строю».

2*

по лестнице. Но на станции «Доббз Ферри» он инохда теряет контроль. В маршрутке он имеет обыкновение долго выглядывать в окно, шлепая хвостом по сиденью, вывалив язык и задыхаясь от возбуждения. В этот раз, когда мы приехали в СКВП, он сиганул через сиденье маршрутки прямо в раскрытую дверь, а это серьезное нарушение профессиональных обязанностей.

Но я не могу винить пса за такой проступок, как не могу укорять за то, что он обнюхивает пожарные гидранты и наблюдает за белками. Моя квартира — это дом Вторника, но к центру СКВП он сильно привязан. Если б он был человеком, я сказал бы, что там он стал мужчиной. В конце концов для собаки два года — это как четырнадцать лет для человека. Братьев и сестры здесь уже давно нет, но для Вторника большой бетонный зал с желтой разметкой на полу до сих пор родное место, убежище, приют. Ему нравится смотреть на собак, даже на незнакомых. Вторник глядит, как исы идут со своими дрессировщиками, — с огоньком в глазах, как мог бы сержант-майор наблюдать за взводом подающих надежды рекрутов. Здесь не просто радость, что твою профессию достойно представляют превосходные юноши и девушки. Дело в атмосфере. Бодрящий ветерок в прохладный день, послеполуденные облака в оправе солнечного света, осенний запах над учебным плацем мерный топот сапог. Это знакомый тебе мир.

Когда я сижу рядом с Лу, Вторник пристально ее рассматривает. Мы разговариваем, и его брови прыгают вдвое быстрее, как танцующие гусеницы: ретривер все впитывает. В нем бродит страстное желание, голова слегка наклонена вперед, язык свисает, поэтому губы

изгибаются вверх в естественной улыбке. Брови вверх, брови вниз, голова туда-сюда — взгляд с Лу на меня, с меня на Лу.

И вот Лу говорит «колено». Вторник только этого и ждал. Пес ставит передние лапы ей на колени и позволяет инерции увлечь его вперед — чтобы разок лизнуть нос дрессировщицы.

— Я и забыла, Вторник, — смеется Лу, — я и забыла, как ты все время нежничаешь.

Забавная фраза, ведь Лу помнит о Вторнике все. Она выдрессировала двести собак и может говорить о них, как о машинах на сборочном конвейере, если нужно объяснить какой-то принцип, но -

псы для нее — совсем не то же са- |-|_ес послушно СИДИТ возле

мое, что машины. Лу обожает лич- меня, потому что знает:

ность и привычки (как хорошие, _в замкнутом пространстве

так и плохие) каждой собаки, с ко- ТОЛЬКО ОН помогает мне

торой она работала. Эта женщина оставаться СПОКОЙНЫМ.

знает, что их побуждает к дейст- -

вию, что беспокоит и какого человека нужно искать в пару каждому псу. В конце концов Лу собачница. Вот почему она приструнивала любимцев домохозяек из пригорода, вот почему она семнадцать лет дрессирует псов для инвалидов. Вот почему, как только Лу разрешила, Вторник встал передними лапами ей на колени и поделился своей языкастой любовью. Облизывает он только меня и никого другого.

Но Лу Пикар — она особенная. Я партнер Вторника.

Я его лучший друг и компаньон. Но Лу... она подарила Моему псу такую жизнь. Помогала делать первые шаги ^На этом пути.

А еще именно она отдала его в тюрьму. Тогда казалось, что так будет правильно. Казалось, нужно поддержать благое начинание. Но выяснилось, что тюрьма — не лучшее место для трехмесячного малыша — по крайней мере для чувствительного трехмесячного золотого ретривера вроде Вторника.

— Я бы не стала этого делать, — сказала Лу, смеясь (Вторник опять пытался лизнуть ее своим большим розовым языком), — если бы знала то, что знаю сейчас.

Я понимаю, что она имеет в виду, но, зная, как все в итоге повернулось, не могу полностью с ней согласиться.

ГЛАВА 2

ЩЕНОК ЗА РЕШЕТКОЙ

Любовь никогда не выдает глубины своей до часа расставания.

Джебран Халиль Джебран¹