Untitled.FR11

Столько поздравлений от коллег Иван никогда не получал. Подходили пожать руку совсем незнакомые люди, объявились сокурсники по институту, работавшие теперь в разных районах области и в Воронеже, в управленческих учреждениях. Многие это делали искренне, а многие - в особенности руководители соседних колхозов - с непонятными ухмылками. Пройдёт много лет, прежде чем Иван пой­мёт: лучшее место не впереди, а в «середнячках», когда тебя и не ругают, но и не хвалят. Оказывается, в серединочке - место теплее, надёжнее.

Тогда же он искренне радовался успеху. Накупил шампанского, конфет, ре­шил отпраздновать награду вечером, вместе с Зиночкой, у Мильманов. Тем более, Давид Ильич был дома. Но днём ещё предстояло нанести визит директору треста совхозов Константину Семёновичу Ярыгину. «Ка - эС» - как звали главу треста сами сотрудники - боевой полковник, демобилизованный после ранения на фрон­те, отчаянный сквернослов и заядлый курильщик, человек открытый, с боевым духом, имел привычку говорить в глаза всё, что думал, не только подчинённым, чем и снискал себе уважение среди директорской братии совхозов области.

Многим он помогал и советом, и делом, а многих и прошибал пот на ковре перед его столом. Иван не ожидал каких-то неприятностей и с лёгким сердцем открыл дверь его кабинета.

- А, Марчуков! Ну, заходи, заходи! - услышал он знакомый прокуренный го­лос.

Большинство обладателей таких кабинетов делали вид, что заняты, и не сразу обращали свой взор на посетителя. Ярыгин не из тех! Он отослал секретаршу с бумагами и чиновника своего ведомства: «Зайдёте попозже!»

- Ну что, Ваня, говорят, ты у нас герой? - улыбнулся Ярыгин в седые, пожел­тевшие от курева усы. И сейчас он держал в зубах потухшую папиросу, правая его рука, без пальцев, засунута была за отворот полувоенного френча.

- Герои, Константин Семёнович, на фронте были. А я - лошадь ломовая!

- Ну, ну. не скромничай. Поздравлю! Нам такие как ты нужны! Только вы­звал я тебя не ради поздравлений. Жалуются на тебя, понимаешь. Тут у меня целая папка накопилась.

- Жалуются известно кто, Константин Семёнович! Не даю жизни лодырям, ворам, пьяницам.

- Да если бы только эти! Руководители соседних колхозов сигнализируют, что отбираешь рабочие руки.

- Они виноваты сами: людям за работу надо платить! У меня столовая, где вкусно накормят за копейки, за хорошую работу я плачу достойно, но по суще­ствующим расценкам. Всё, что сверху, - натурпродуктом, для поощрения.

- Всё так, я тебя ни в чём не виню. Но. у колхозов - другая песня. Мой тебе совет, ты их - не тронь! Иначе будут у тебя неприятности, могут написать и в обком. Создавай свою рабочую силу, сейчас многие в поисках сытой жизни дви­нулись из города в село.

- Хорошо, Константин Семёнович, учтём!

- Как у тебя с коневодством? Сверху требуют поставок и для армии, и для хозяйства.

- Завёз племенных, с Хреновского конезавода. Растим молодняк. Много не обещаю, но план выполню, исходя из возможностей.

- Здесь ты, Ваня, хитрец, мать твою! Для себя чистокровок держишь, бар­ствуешь?

- Константин Семёнович, пяток кобылок держу. Выезд организовал и даже небольшой ипподром планирую, рядом с Орловским манежем. Есть что показать, приезжайте в гости!

- Слышал, и арабскую кровиночку имеешь!

- Вороная, Аргентиной зовут. Огонь лошадь! Приезжайте, я и «качалки» для заезда раздобыл.

Иван знал, что «заезд» - слабость Ярыгина, что он, когда бывает в Москве, тайком посещает столичный ипподром. Коневодством в стране заправлял маршал Будённый, и конезавод в Хреновом, а также всё поголовье орловских рысаков были под его пристальным вниманием.

. Вечером Марчуков забрал Зиночку и Славку, и они отправились на улицу Студенческую, к Мильманам. До улицы Кольцовской было недалеко, здесь они сели на трамвай и через три остановки вышли. Многие дома лежали в развалинах, и центр города, где жила семья лётчика, не был исключением. Дом, где жили Мильманы, не пострадал, и здесь успели навести порядок во дворе. Ветви старых клёнов летом своей сенью покрывали лавочки во дворе, а сейчас деревья стояли голыми, покачивая в свете фонарей чёрными ветками.

Давид Ильич открыл им дверь, подхватил Славку на руку, из-за его спины вы­глядывала Нина Андриановна, радостно провозгласившая:

- А вот и наш герой труда и сопровождающие его лица!

Чёрная шевелюра Мильмана, зачёсанная назад, кое-где начала седеть, обычно она рассыпалась по обе стороны его лица, и Давид ладонями проводил по голове, восстанавливая причёску. Сейчас на волосах его была сетка. Под шевелюрой - огромные голубые глаза, мясистый нос, полные губы. Его крупная фигура зани­мала всё пространство прихожей. Эта потёртая кожаная куртка, знакомая Ивану с довоенных лет, казалось, не снималась им никогда. В квартире было прохладно, Славку решили оставить в пальто.

Сетка, накинутая на волосы Давида, свидетельствовала о том, что он допущен на кухню к нарезанию продуктов. Ниночка была щепетильна в вопросах санита­рии: не дай бог волос окажется на тарелке.