Унция надежды

– Произнесу. Я чувствую: мне пора выходить в самостоятельную жизнь. Да, это далеко от Вашингтона, но расстояния меня не пугают. И психотерапевт у меня всего раз в неделю. Здесь тихо и вполне безопасно. К тому же ты будешь часто меня навещать. – Грейс призвала все свое воображение, стараясь увидеть дом таким, каким он станет в будущем. – Мама оставила нам деньги для серьезных вложений. Кай, я поступила правильно. Я хочу жить самостоятельно.

Кай слегка толкнул ее плечом. Такого выражения лица Грейс не видела у него очень давно. Он смотрел на нее с нежностью. Кай был доволен ею. Чувствовалось, ее сумасбродный поступок произвел на него впечатление.

Грейс вытащила из-под шерстяной шапочки свои волосы, увязанные в конский хвост, и принялась играть кончиками, пропуская густые черные пряди сквозь пальцы.

Этот жест был очень хорошо знаком Каю. Жест внутренней тревоги.

– Сестренка, я горжусь тобой. – Кай взял ее за руку, его взгляд посуровел. – После него… после всего, что случилось, я боялся, что ты навсегда останешься равнодушной к жизни. – Кай улыбнулся. Его зубы казались еще белее на фоне светло-коричневой, как и у Грейс, карамельной кожи. – Поэтому твое приподнятое настроение… это замечательно. И, если честно, я рад, что ты затеяла эту авантюру с домом. Его можно преобразить.

* * *

– Итак, с момента вашего эпизода прошло почти две недели. Как вы себя чувствуете?

Что за манера называть все его срывы эпизодами? Макс чувствовал бы себя еще лучше, если бы Эллиот не напоминал ему о том чертовом приступе панического страха.

– Нормально я себя чувствую. Стал чаще проверять уровень сахара в крови. Стараюсь правильно питаться. Почти каждый день хожу в художественный класс.

Эллиот расплылся в улыбке:

– Это я знаю. Доктор Мур говорил мне, что вы всерьез увлеклись рисованием. – (Макс тоже улыбнулся.) – Может, расскажете мне о своих произведениях?

Эллиот с Тейтом наверняка уже обсуждали содержание картин Макса, но он решил подыграть обоим, хотя боль сдавливала ему грудь. Он набрал побольше воздуха и не торопился выдыхать.

– Я думал о… Крисе. О Кристофере. О моем сыне.

Макс схватил со столика бутылку и стал жадно глотать воду, торопясь унять волну изжоги.

Эллиот сидел неподвижно. Глаза психотерапевта были полны сочувствия.

Кристофер был их с Лиззи ребенком. Макс изобразил малыша сполохами голубых пятен. Они не планировали ребенка, но оба обрадовались зачатию и полюбили Криса еще в утробе. Будущее рождение Макс изобразил красными и розовыми кругами, составив их из мягких прикосновений кисти к холсту. Ребенок сильно сблизил Макса и Лиззи. Крис укрепил в Максе желание завязать с прежней жизнью и дальше двигаться по прямой, без вихляний в сторону. Он пообещал Лиззи, что так и будет, и потому она согласилась остаться с ним. Более того, будущий ребенок подвигнул Макса сделать Лиззи предложение и подарить ей кольцо с громадным бриллиантом. По замыслу Макса, бриллиант символизировал его сердце, отданное Лиззи. Когда сын родится, Макс наконец станет таким, каким всегда мечтал стать. Человеком, которым бы гордился его отец.

Судьба распорядилась иначе: Кристофер умер в начале третьего триместра беременности Лиззи.

Это случилось, когда она готовилась отсчитать восьмой месяц. Три дня Лиззи наслаждалась, ощущая, как Крис дубасит ее изнутри. Потом вдруг начались преждевременные схватки. Макс находился рядом и видел, как Лиззи произвела на свет мертворожденного ребенка. Она выла, и это не было преувеличением. Лиззи выла по-звериному, не от телесной, а от душевной боли. Потом эти звуки не раз будили Макса среди ночи. Он знал: вой Лиззи останется с ним навсегда, до самой смерти. Потеря сына надломила ее. Макс пытался быть сильным. Как мог, он утешал Лиззи, говоря, что они вместе переживут эту трагедию. Но в глубине души он знал: ничего у них не получится. Вместе с Крисом в их отношениях умерло что-то очень большое и важное.

Тогда-то Макс во второй раз задумался о самоубийстве. Ему дали подержать мертвое тельце сына. Такого потрясающего малыша он еще не видел. Казалось, Крис не умер, а просто заснул. Максу отчаянно захотелось оказаться на небесах – там, где полным-полно замечательных созданий вроде их сына.

Лиззи не нашла в себе сил взглянуть на ребенка. Она безостановочно рыдала и громко кричала. Врачу пришлось дать ей снотворное. Лиззи проспала почти сутки. Когда на другой день она открыла глаза, сокрушенное, истерзанное сердце Макса безошибочно поняло: Лиззи так и не проснулась. Самое ужасное, что и для него она была потеряна. С того момента ее жизнь превратилась в существование. Горе, придавившее Макса, день ото дня становилось лишь тяжелее.