Буллит и его команда покинули Париж 22 февраля и отправились через Скандинавию. В Стокгольме они познакомились со шведским социалистом (и будущим коммунистом) Карлом Килбомом. Килбом знал Ашберга и тесно сотрудничал с большевистским центром в Стокгольме, включая Бухарина и Коллонтай. Американцы достигли Москвы 11 марта и вернулись 5 дней спустя в Хельсинки, откуда Буллит отправил длинную телеграмму президенту, Палате представителей и госсекретарю Лансингу, объяснив, что произошло. После встреч с наркомом иностранных дел Чичериным, его заместителем Литвиновым и, наконец, Лениным Буллит ушёл убеждённый, что он заручился обязательством большевиков вести переговоры с другими русскими фракциями и "самым прямым и недвусмысленным образом подтвердил решимость Советского правительства выплатить внешние долги".[760]
Как в качестве предварительного условия, однако, Ленин настаивал на полном признании и немедленном прекращении блокады и интервенции. Капитан Петтит тем временем вёл сепаратные переговоры с Чичериным, Литвиновым и "американским большевиком" Биллом Шатоффом. Характер и цель этих бесед неизвестны. 27 марта Буллит и его друзья вернулись в Париж, но обнаружили, что президент передумал и решительно настроен против признания.Одним из людей, глубоко встревоженных приключением Буллита и, возможно, повлиявших на изменение взглядов Вильсона, был Чарльз Крейн. Он предупредил, что предложение Буллита "может всё испортить" (что именно?) и что "наши люди дома, конечно, не поддержат признание большевиков по приказу Уолл-стрит".[761]
Это было интересное сообщение от человека, близко знакомого с Уолл-стрит. Было ли это сделано в пику Шиффу, Моргану, Томпсону или им всем?Более серьёзной проблемой было то, что гамбит Буллита противоречил собственному плану Крейна по налаживанию контактов с московскими "красными". Еще весной 1918 года он обратился к Хаусу с идеей назначить либерального журналиста Нормана Хэпгуда американским посланником в Дании. Хотя ему не хватало дипломатического опыта, Хэпгуд, член организации "Друзья русской свободы", обладал правильными идеологическими взглядами. Он также недавно работал редактором еженедельника Крейна "
Оказавшись в столице Дании, старом пристанище Парвуса и центре большевистских и антибольшевистских интриг, он занялся тем, что пытался заключить торговые сделки, действуя при этом как дипломатическая лазейка в Кремль. Его должность посла закончилась менее чем через 6 месяцев. В середине ноября 1919 года американская пресса сообщила о его скором возвращении либо потому, что обстановка ему не понравилась, либо, что более зловеще, потому, что он был "связан с большевизмом".[762]
В декабре, когда он возвращался в Вашингтон, новые сообщения утверждали, что Хэпгуд превратил американскую миссию в "торговый пост для советского правительства" и "работал рука об руку" с агентами Москвы, помогая им вести дела с американцами.[763] В одной статье его обвиняли в том, что он работал над тем, чтобы "убедить группу интересов Уолл-стрит финансировать фирму Ленина и Троцкого [sic]", уверяя их, что инвестиции "принесут большие дивиденды".[764] В Государственном департаменте Фрэнк Полк просто предположил, что Хэпгуд был "слишком снисходителен... в предоставлении виз "русским экстремистам"".[765] Насколько это было правдой, трудно сказать. Хэпгуд громогласно отрицал, что он "большевистский агент", но тогда он бы это сделал в любом случае. Он признал, что имел дело с Александром Беркенгеймом, главой"Бюро Мартенса"
Также в начале 1919 года тайный большевистский курьер, путешествовавший под видом матроса на шведском корабле, приземлился в Нью-Йорке с посланием от комиссара Чичерина. Датированное 2 января, оно кратко информировало Людвига Мартенса, вице-президента "Weinberg & Posner Engineering" на Бродвее 120, что теперь он является представителем "красного" режима в Соединённых Штатах. К 11 марта Мартенс сформировал небольшой комитет, состоящий из него самого, бывшего менеджера "Нового мира" Грегори Вайнштейна и предпринимателя-социалиста Джулиуса Хаммера. Вскоре после этого Мартенс появился в Вашингтоне, чтобы вручить свои "верительные грамоты".[767]
Официальный Вашингтон отказался их принять.