Уолл-стрит и революции в России 1905-1925

Бобров, конечно, — это один из наших американских большевиков. Другой американский бизнесмен (и социалист) в России, Джейкоб Рубин, выдвинул против него аналогичное обвинение.[926] Совсем недавно Бобров был связан с бюро Мартенса и был очень близок к Кеннету Дюранту.[927] Перехваченное в августе 1920 года письмо Боброва Дюранту показало, что Бобров участвовал в тайных финансовых операциях между Россией и Нью-Йорком.[928] Бобров также организовал встречу американцев, желающих посетить Москву. Одна из его проблем заключалась в том, что Эстес не прошел через него. Рубин утверждал, что брат Боброва работал в "секретном отделе при [Сантери] Нуортеве", который затем возглавлял англо-американскую секцию наркомата иностранных дел.[929] За свою верную службу Бобров получил собственную небольшую концессию в рамках НЭПа.

Эстес и Флик были среди американских заключённых, освобождённых благодаря заступничеству Крейна в августе 1921 года. После допроса в Риге Эстес вернулся в Штаты через Лондон. Там, 6 сентября, он дал показания "Американской администрации помощи" Гувера относительно условий в России. При этом он старательно избегал упоминания Рида в Нью-Йорке, что Махони интерпретирует как доказательство того, что Эстес "как оперативный сотрудник защищал Рида, своего агента...", даже если он был мёртв.[930]

Он и был мёртв. В конце концов, Рид помог внедрить Эстеса, агента американской разведки, в Россию. В сентябре подозрительные советские хозяева отправили Рида на конференцию в далекий Баку, где, как гласит официальная версия, он заразился тифом. Вернувшись в Москву, он скончался 6 октября. Как и предупреждал Эстес, он так и не покинул Россию живым.

Вернувшись в США, Эстес стал постоянным участником антибольшевистских выступлений. Через три месяца после его возвращения домой его упомянули в новостной статье, в которой говорилось о советском золоте, хранящемся на Уолл-стрит.[931] Что он знал об этом? В следующем году он опубликовал воспоминания под названием "Тюремная и больничная жизнь в Советской России". Однако в 1923 году 46-летний Эстес просто исчез.

Спрут

Сидней Рейли интересное называл международный капитализм: "Оккультный спрут".[932] С тех пор как мы в последний раз заглядывали к нему, он явно был занят деловыми проектами, в которые входили не только Спирс и Уайзман, но и Абрам Животовский. К 1921 году последний переехал в Париж, где основал "Новое общество по изучению промышленности в России", которое скупало акции русских компаний и перепродавало их в Москву.[933] В начале 1923 года, незадолго до его возвращения в Нью-Йорк, в переписке Рейли указывалось на возобновление контактов с дядей Абрамом.[934]

Другой работой Рейли было выступать советником, шутом и нянькой для твердолобого противника большевизма Бориса Савинкова, самого бывшего антицаристского террориста. Совсем недавно Савинков был крайне нелояльным заместителем Керенского. После этого он создал собственную политическую организацию, "Союз защиты Родины и свободы", и присоединялся к полякам, британцам, Муссолини или любому другому, кто помог бы ему в его борьбе против ленинцев. Рейли всё ещё тайно служил Москве и позаботился о том, чтобы ни один из планов Савинкова не увенчался успехом. Разорённый и отчаявшийся, Савинков полностью попал под чары Рейли. Как сказано в одном отчёте британской разведки, "[Рейли] почти и есть Борис Савинков".[935] Осенью 1921 года Рейли явно нарушил пожелания Министерства иностранных дел, добившись получения визы для Савинкова для посещения Лондона.[936] Там он организовал встречу между Савинковым и Красиным, что стало первым шагом к возможной передачи Савинкова большевикам. Это "дело Савинкова" ускорило критический пересмотр связей Рейли с SIS. Сомнения существовали всегда, и тёплые отношения Рейли с Красиным, тогдашним советским торговым представителем в Великобритании, невозможно было игнорировать.

В январе 1922 года Рейли отправился в очередную поездку в Центральную Европу. 1 февраля SIS телеграфировала начальникам своих станций в Вене и Будапеште, чтобы они "были осторожны и не сообщали ему ничего действительно важного", но также избегали делать что-либо, что могло бы заставить его думать, "что с ним обращаются иначе, чем то, к чему он привык".[937] Телеграмма успокоила станции что Рейли не настроен антибритански и, по-видимому, "искренне работал против большевиков". Конечно, в таком заверении не было бы необходимости, если бы не подозрения в обратном.