Некоторые считают, что Уолту были близки консервативные воззрения. Сам же Уолт не относил себя ни к «правым», ни к «левым». Он не был политически ангажирован, никогда не произносил политизированные речи. Все его отношения с политикой сводились к посещению выборов. Однажды он сказал: «Говорят, я консервативен. А сам я считаю себя настоящим либералом».
Легендарная ненависть Уолта к коммунизму являлась оборотной стороной его любви к своей стране. 24 октября 1947 года он предстал перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности[43]
, где заявил о своей уверенности в том, что забастовка на студии была связана с деятельностью Коммунистической партии. Также он сообщил комиссии о Гербе Соррелле, одном из руководителей профсоюзного движения, который входил в число зачинщиков забаствоки и угрожал разрушить репутацию Уолта.Уолт сказал, что Соррелл «смеялся надо мной, говорил, что я наивен и глуп. Он сказал: “Твоя студия не переживет эту забастовку… Я уничтожу тебя и сотру твой бизнес в порошок”. Первыми Соррелла поддержали те наши сотрудники, которые входили в коммунистическую организацию. Они предали меня, отнеслись ко мне несправедливо… Они все уничтожали, они лгали, им невозможно было противостоять. Они устраивали пикеты перед кинотеатрами, а мою компанию называли рабовладельческой, что абсолютно неверно».
Затем Комиссия спросила Уолта, обсуждал ли он с Сорреллом коммунизм. Уолт ответил, что Соррелл сказал ему: «Ты думаешь, что я коммунист, не так ли?» Тут Соррелл рассмеялся, а потом похвастался: «Я использовал их деньги, чтобы устроить забастовку в 1937-м», – имея в виду забастовку на студии Макса Флайшера.
Уолт добавил: «Я не думаю, что Коммунистическая партия является политической организацией. Я считаю ее пропагандистом антиамериканской деятельности… Мы должны уничтожить их, должны показать, кем они на самом деле являются, чтобы избавить все истинно добрые, истинно американские либеральные идеи борьбы за свободу от позорного смешения с этой заразой».
Антикоммунистические слушанья, проходившие в палате представителей, многие сегодня называют «Охотой на ведьм». Однако Уолт искренне верил в то, что забастовку, которая чуть не уничтожила дело всей его жизни, устроила Коммунистическая партия. Уолт очень лично воспринял эту забастовку. Она глубоко ранила его, изменила навсегда.
Элиас Дисней был социалистом. Уолт изучал карикатуру по остро политическим рисункам в «левом» журнале Appeal to Reason, который выписывал его отец. Он и сам был поклонником Рузвельта и его левоцентристского «Нового курса».
Но после забастовки 1941 года Уолт начал голосовать за Республиканскую партию. Его политические предпочтения основывались не на философии, а на личном болезненном опыте. Он никогда не отказывался от своего убеждения, что каждый человек заслуживает справедливого отношения и тех же благ, что имеют все остальные. Однако профсоюз раздавил его и чуть было не лишил всего, чего он достиг. Теперь он просто не мог заставить себя голосовать за демократов – традиционную опору рабочего движения США.
Забастовка изменила не только политические вкусы Уолта, но и его отношения с сотрудниками. Отныне его общение с коллективом было куда формальнее. И все же кое-что ей не удалось разрушить: вера Уолта в свободу и свою страну не только не пошатнулась, но окрепла. Майкл Брогги сказал мне: «Уолт был самым настоящим патриотом и не стыдился демонстрировать это. Он выступал за сохранение всех славных Американских ценностей, в которые верил всей душой. Если бы вы заглянули в его душу, то увидели бы, что она звездно-полосатая».