В 1932 году Андрей снова поступил на работу в компанию
Старший из трех братьев с грехом пополам справлялся с ролью старшего мужчины в семье, ему было всего десять лет. Хотя в 1930-х годах в начальную школу не обязательно было поступать в возрасте шести лет, но старший брат рассудил, что четырехлетнему Энди уже пора ходить в школу Сохо. Это была катастрофа: Энди не мог вынести разлуку с матерью. В первый же день его привели в класс всего в слезах. Он так плакал, что Джулия не выдержала и попросила Поля забрать Энди из школы. «Он еще очень маленький, – убеждала она “главу семьи”, – надо просто подождать». Он болел так часто, был таким худеньким, таким застенчивым, таким светленьким – почти альбиносом… Рассказывали, что однажды его ударила девочка, и он обиделся настолько, что даже спустя время никак не хотел находиться с ней рядом.
Думаете, только у него были такие проблемы? Когда Поль начал ходить в школу, он тоже терпел побои и насмешки от своих одноклассников из-за плохого английского языка: дома все говорили только на русинском…
Два долгих года, пока старшие братья ходили в школу, Энди провел дома с мамой и кошкой и рисовал. Он нарисовал портрет мамы, а мама – его. Они рисовали вместе. Мать рассказывала ему разные истории, он усаживался к ней на колени. Она осыпала его материнскими ласками. Часы нежности, самые счастливые моменты, ощущение любви, доброты и взаимопонимания.
Дальше произошло событие, в очередной раз перевернувшее жизнь семьи: Андрей, сохранявший удивительное хладнокровие в течение всех лет «депрессии», когда другие впадали в панику, сумел извлечь пользу из своих поездок. В свободное от основной работы время он присматривался к домам. Дело кончилось покупкой одного из них. Он заплатил наличными…
Наличные: ими всегда будет расплачиваться Энди Уорхол, даже на пике своей славы.
Дом располагался в Окленде, в районе куда более приятном, чем предыдущее место жительства, рядом со школой и неподалеку от церкви. На первом этаже были большая гостиная и коридор, на втором – три жилые комнаты: одна – для родителей, вторая – для двух младших братьев, третья, самая маленькая – для Поля. Детские впечатления? Любопытство, восхищение отцом и волнение от перспективы смены одного мира на другой. Без сомнения, трое мальчишек глубоко переживали переезд в другое место, почти в другую страну.
Большинство книг, посвященных Уорхолу, с полным основанием отдают главенствующую роль в его жизни матери, от которой ему передалось фантастическое воображение, юмор, склонность к манипулированию. Но и отца, полностью отсутствующего в творениях сына, не стоит сбрасывать со счетов, повторяя слова самого Уорхола. Тот не только был гораздо умнее и образованнее многих иммигрантов, но и был более здравомыслящим, выдержанным и решительным. Именно его упорство, его умение почти всегда принимать верные решения, его дальновидность и прозорливость помогли Энди выбраться из ничем не примечательного однообразного существования.
Мать дала ему, без сомнения, все самое основное, но без главных жизненных ориентиров, привитых отцом, чудесные семена, посаженные и взращенные Джулией, не дали бы никаких плодов.
Жить «бедняком» – это удел почти каждого иммигранта, но надо сделать ее хотя бы пристойной. Каждый родитель мечтал о лучшей участи для своих детей, чего сами добиться так и не смогли.
В шесть лет Энди стал посещать подготовительные курсы Холмса. Может, они помогут ему лучше адаптироваться в школе? По-видимому, да. Во всяком случае, так он сказал матери, а его учителя отзывались о нем так: «спокойный», «вежливый», «развитый», «хорошо воспитанный». В первое время.
Но его слабое здоровье у всех вызывало беспокойство, особенно у Джулии. Она никак не могла забыть ужасные конвульсии, которые привели к смерти ее первого ребенка. В самом деле у Энди тоже случались ужасные нервные приступы, когда судорожно дергались его руки и даже лицо. Поговаривали о болезни под названием «пляска святого Витта». Сам Энди Уорхол в своей книге «Моя философия от А до Б» открыто ответил на этот вопрос: «В детстве я трижды, с промежутками в один год, болел нервными расстройствами: первый раз – в возрасте восьми лет, второй – в девять и третий – в десять. Приступы – пляски святого Витта – каждый раз начинались в первый день летних каникул. Я не понимал, что это значило. Все лето я проводил в кровати, слушая радио, играя с любимым Чарли Маккарти[149]и куколками, которые я вырезал из картона и раскладывал на одеяле и подушке».
Вот так, объективно и с долей юмора были расставлены точки над «i». Справедливости ради стоит заметить, что опасения о возвращении этих приступов не покидали его никогда. Например, он пишет в дневнике 4 июня 1981 года: «Я забыл сказать, что у меня случился обморок, такой же, как в детстве. Сначала я закричал, что это из-за неожиданной фотовспышки, но в тот момент не было никаких вспышек…»